Анжелика в Новом Свете. Анн Голон
ближе, усмехаясь беззубым ртом:
– Вот это я понимаю! Так и надо воспитывать молодых!
Откуда-то сразу набежали индейцы; покатываясь со смеху, они показывали пальцами на Кантора, на его мокрую одежду и рассказывали друг другу, что здесь произошло. Потом они вплотную подошли к Анжелике, они разглядывали ее и хохотали прямо в лицо, как будто перед ними был какой-то диковинный зверь. Они даже толкали ее, и она едва не утопила ведро в колодце, да и сама боялась свалиться туда.
– Назад! Назад! – закричал Маколле.
Он оттеснил индейцев, не скупясь на сильные выражения.
– Сейчас я вам помогу, красавица! Ох, люблю женщин с характером! Ну и молодежь нынче пошла! Такую только учить да учить! Разве не так? Ничего-то они не смыслят. Сейчас я вам отнесу ваше ведерко. Я сделаю это с большим удовольствием для такой знатной дамы. И ничего в этом зазорного для себя не вижу… А ведь воин-то я куда более бывалый, чем этот молокосос…
– Тоже мне, ухажер нашелся! – закричал Кантор срывающимся от бешенства голосом. – Лезет тут со своими уроками вежливости! А самому и в голову не приходит отвинтить с макушки свой дурацкий колпак, когда разговаривает с дамой. Да и во время мессы не мешало бы стаскивать его, я ведь сегодня утром все видел…
– Мой колпак ты оставь в покое! Впрочем, я могу его снять, чтобы доставить тебе удовольствие.
– О нет, лучше не надо! – в один голос вскричали проходившие мимо Л’Обиньер и Перро. И, бросившись к старику, схватили его за руки.
– Не смотрите на него, сударыня. У него самый страшный череп во всей Новой Франции. В молодости с него сняли скальп…
– Под Монреалем, – с гордостью уточнил Маколле.
– После такой процедуры обычно не выживают… Но он выжил! Его выходила мать Маргарита Бургуа. Но на последствия этой операции смотреть жутковато. Хорошо, что он никогда не снимает свой колпак. Успокойся, Элуа!
– Нет уж, позвольте, я проучу этого олуха…
Но Кантор уже убежал, чтобы скрыть свою досаду и переодеться.
Этот яркий солнечный день тянулся необыкновенно медленно, но еще медленнее собирались в путь и покидали наконец Катарунк гуроны и алгонкины. Им сказали, что сражения не будет, и, чтобы подсластить горечь разочарования, сделали богатые подарки.
Издали де Пейрак наблюдал, как они садились в лодки, и каждый раз, как от берега отрывалась новая лодка и устремлялась вниз по реке, его охватывало чувство огромного облегчения. Он смотрел на черную стену сосен, уходящую на север, на плавные изгибы реки, бегущей, как золотая змея, через царство могучих деревьев, неся свои воды на юго-восток… На сей раз призрак войны отступил, теперь начиналась их новая жизнь с обычными для этих диких мест занятиями: охотой, рыбной ловлей, долгим сном и курением табака…
Индейцы из небольших местных племен тоже начали собираться в путь; они меньше всего задумывались над событиями, приведшими их в Катарунк, жертвой которых они могли бы стать, как и все малые нейтральные народы, попавшие между двумя могучими враждующими