Одиночество Григория Узлова: повесть суждений. Антон Шевченко (Аншеф)
даря удовольствие и свет, освобождая от беспросветных оков и вознося душу до небес. Вот спасение, о котором я грежу уж долго и выдал замысел свой бумаге, распространяя его как можно шире по земле, – даже сама идея обладает полезными свойствами, благотворно влияющими на человека. А юноши и девушки – наше будущее, за которое нам отвечать перед потомками. Да совершим всё, что в нашей мощи, дабы не быть проклятыми за безволие и бессилие, не быть осуждёнными как предатели и разрушители и так изрядно сломанного.
Мне сложно сказать, насколько важны эти записи, их могут и сжечь на Красной площади, если возникнет необходимость, но лично для меня существенен сам факт написания, что я поборол скромность с неуверенностью и как-то выразил съедавшие меня мысли. Мне не стыдно и никогда не будет стыдно за потраченное время и чернила, даже в случае закидывания камнями, как последнего грешника. Я гордо распишусь над своим трудом как Григорий Узлов, и пусть имя моё будет проклято или воссияет славно на небосводе русской мудрости.
8
Но вот уже на вокзале, выполз на Божий свет из подземки, от которой меня изрядно коробит, настолько надоела и опостылела. Вы хотите знать, что видел я в тот славный миг? Извольте, читайте, друзья мои.
Что есть вокзал? Опять же бомжи, опять толпы народа, но на свежем воздухе, точнее, пропитанном благоуханием шаурмы и другой дешёвой закуски, плевки на земле, чередующиеся с птичьим помётом, да и капли неизвестно откуда взявшейся крови можно обнаружить – всякое случается. В общем, место, как и большинство прочих мест, не из приятных, да и другим оно не планировалось быть. Только Георгий на своём верном скакуне, бронзовея, поражает змея, а вокруг скопились сонные босяки. Замечательный контраст: подвиг древних времён соседствует с затхлой современностью, даже здесь обнаруживается известный московский казус сочетания в полный винегрет разнородных деталей и объектов.
Людей, как писалось ранее, везде полно, как на Тверском, так и на Ярославском направлениях, первое моё родное, оно и почище, и приличней внешне кажется, в отличие от своего собрата, где даже двери разбиты, а платформы замерли в своём развитии где-то в восьмидесятых, и поезда вроде у них древнее, чем у нас, «ласточек» у них не видал, значит, точно не очень современны, ещё билеты дороже наших, вот дуротень – всё на ладан изрядно дышит, а цены-то ломят, наглость торгашеская, как терпят, однако, зачем задавать такой вопрос, когда живёт народ на волоске почти все годы своего существования, а здесь всего лишь электрички противны и неудобны.
Удивительны же мы, русские! Нас всегда окружает морок и дрянь, творимые власть имущими, а мы терпим и терпим. Вероятно, люди наши есть огромный великан, чья макушка тучи задевает, а управленцы-лиходеи есть карлики, что ненавидят гиганта и уколоть больнее хотят, а великан держится, не шелохнётся, ведь если двинется, то рухнет оземь и не поднимется. Конечно, ногой шевелит, прогоняет совсем надоевших лилипутов – идёт потрясение,