Кира. Петр Альшевский
я сдержанно,
не частила,
ему хорошая водка впрок не шла,
к возвышающейся над прежней
горячности его приводила.
Относилась она к Ирине,
ее и театр он смешивал в единую
гомогенную грязь,
на мне во время секса
он что-то про Ирину орал.
От выкрикиваемых им грубых слов
я абстрагировалась,
получаемому наслаждению
отдавалась не полностью, но вполне,
уши мне не заткнуть, а закрыть глаза
я способна, и я на пляже,
от наваливающихся на женщин самцов
пляжи обезопасить не удалось,
мне, загорающей в неглиже,
достался грандиозный спасатель,
мускулистый, какой же мускулистый тиран,
Дмитрий кричит на Ирину,
а я, ничего не говорящая в реальности,
там, под перекрытым тираном
солнечным кругом,
вопли издаю дикие,
заключающие в себе требование
немедленно поднажать,
по завершению проводимой Димой
долбежки
тиран испаряется,
меня овевает освежающий ласковый бриз,
покачиваемой от замечательной слабости,
я иду в ванную,
затем покурить,
Дмитрий клеймит Ирину до секса,
по ходу,
раньше, обладая мною,
Ирину он дополнением не вводил,
но Дмитрий освоился,
себя ломать перестал,
переполняющие его чувства к Ирине
выплескивать нужно без пауз,
иначе надлом,
постельный конфуз,
чтобы ценность хрупкого Дмитрия
утрачена для меня не была,
я ему потворствую,
насчет Ирины не затыкаю,
при моем отторжении
он ведь с визитами ко мне
может не завязать —
будет приходить,
поносить актрису Ирину, в сексуальные
отношения со мной не вступая,
мне бы схватиться за голову, а что хвататься,
выпроводить бесполезного для меня Дмитрия
это не поможет,
из способов, имеющих действенность,
лидирует жесткая прямая просьба,
однако я не уверена,
что в ответ на нее Дмитрий
безропотно от меня восвояси,
слушательница я – первый класс,
замену мне среди отечественных,
славящихся ограниченностью дам
отыскать крайне проблематично,
и он, тем конкретным вечером
куда-то отчалив,
являться ко мне продолжит,
годами или, о Господи, десятилетиями
мне про Ирину,
про театр,
«Антона Павловича Чехова
я своими руками до чахотки бы удушил,
а Шекспира, только бы перо
для начальной строчки дебютной пьесы
Уильям бы взял,
чернильницей я по башке!».
5
Позвольте, я Богородице помолюсь.
Богородица, дева, радуйся!
И я радуюсь