Призрак Ткемали. Владимир Ерахтин
осторожно наблюдал, как по его следу стремительно бежали чёрные люди с автоматами. По дороге вдоль реки проехала пара чёрных джипов, из окон которых торчали снайперские винтовки. Минут тридцать спустя он услышал отдалённый гул летевших из-за леса вертолётов и тогда Миша вообще свернулся калачом под упавшим с ветвями деревом и видел, как они проносились мимо, сверкая оптикой биноклей. Страх втянул его голову в плечи, подобрав под ветки ноги: «Лишь бы не увидели! Иначе конец!»
Когда звук винтов стал стихать, он наскоро с удовлетворением оглядел своё родное голубое небо. С успокоившимся сердцем отметил, что крылатые птицы тоже выкрашены чёрной матовой краской. Когда гул за кронами деревьев стих вовсе, только тогда он выполз из под спасительного вихрастого бревна.
Сутки скитался в дальних уголках леса свободного от аулов и кишлаков, перекусывая спелой ягодой, попадающейся по дороге. Ночь провёл на дереве, подстелив два брёвнышка и мох с ветками и вооружившись камнями. Заснул и вскоре послышалось, как кто-то ползёт рядом по стволу. Он понял, что этот кто-то не человек и бросил в него камень. Большая тень тут же метнулась на земь и затаилась. Миша перегнулся через лабаз, но в окружающем лесном пейзаже не было видно никого, кроме тускло мерцающего света, подкрасившего один край неба в багрово-алый цвет, чтобы показать ему, где восток, куда пробираться к своим. Он поёжился и услышал сквозь пронизывающий холодный горный ветер – одинокий, как и он сам, крик: то ли последняя ночная птица отходит ко сну, то ли проснулась первая дневная. Какой там сон! Он спрыгнул со своего гнезда, повернулся лицом на зарево и пошёл вперёд.
Всё утро и день он перебежками добирался до расположения своего полка, и вот уже виднелась вышка наблюдателя. Он уже слышал, как с блок-поста ему кричали, и видел бойцов-товарищей с голубыми беретами:
– Мишка, ты жив?! Ах ты, чертяка везучий.
От радости Миша расслабился, вскочил и побежал, размахивая руками, и тут же выдал себя: попал под огонь вражеского снайпера. Но тот стрелял не метко, это Миша понял, когда резанула боль в ноге: не взял нужное упреждение, снайпер-двоечник. И он упал, притворившись мертвым.
Через несколько минут к своей братве он дополз с простреленным коленом.
Когда хирург вынимал пулю и чистил рану, Миша, опьяненный спасением и анестезией, пытался петь песню про Марусю. Он внезапно испытал облегчение, осознав, что его трудный путь к смерти наконец-то окончен. И Миша не сдерживал себя от выплёскивающих наружу чувств, потопляя в себе всякий стыд, гладил медсестру по голове. Она понимающе улыбалась, когда он начал гладить её по спине. Ему было рядом с ней намного легче наблюдать внутренности развороченной коленки.
Михаила наградили медалью «За отвагу» и отправили лечиться в тыл. После демобилизации по ранению, вернулся в родной городок. Но, когда узнал, что любимая девушка не дождалась, вышла замуж за его знакомого, уехал в столицу и поступил