Тщеславие и жадность. Две повести. Николай Лейкин
блюдо с устрицами.
Появились два лакея. Один из них нес кастрюльку со стерляжьей ухой, другой – расстегаи под колпаком. Кастрюля была громадная.
– Батюшки! Да на сколько персон вы это ухи-то заказали? – воскликнул Тутыщев.
– Кушайте. Зачем глазить? Это нехорошо, – отвечал Подпругин. – Стерлядь была велика, а навару я велел поменьше. Почти аршинная, подляга, попалась.
– Да зачем же такую большую-то? Ведь в ухе все равно.
– Славянская натура, ваше превосходительство. Ничего не поделаешь. Кушайте во славу Божию. Три тарелки, три! – кричал Подпругин лакею.
– На убой закормит, – обратился Самоходов к Тутыщеву, стараясь сделать улыбку на серьезном лице, и кивнул на Подпругина.
– Пилось бы да елось, да дело на ум не шло – вот мое правило, – дал ответ Подпругин, торжествуя от похвал. – К нам, Василий Ионыч, ваше превосходительство, пожалуйте по вторникам – и не так еще покормим. Приедете, батюшка, в хижину мою убогую?
– А что ж, могу… По вторникам?
– По вторникам, вечерком.
– А где хижина убогая?
– Да на Захарьевскую только приедете, так любому городовому: «Где, мол, тут хижина Анемподиста Вавилыча»? Сейчас укажут. Можете даже и фамилии не называть. Знают. Так уж я в надежде.
– Постараюсь. А уха прелесть!
– Восторг, что такое! – подтвердил Тутыщев.
– Человек! Прибавь им стерлядки-то! – кричал лакею Подпругин. – Да вели скорей заморозить пару сулеечек шипучего, что Подпругин пьет.
За столом, где ужинал с компанией актер Черемаев, зашевелились, встали с мест и прощались друг с другом. Компания удалилась, а Черемаев, ковыряя в зубах перышком и весь красный от выпитого вина, подошел к столу Подпругина.
– Мамочка, ушицы тарелочку стерляжьей?.. – подскочил к нему Подпругин.
– Ну вот… После ужина-то! – отвечал Черемаев. – Стакан вина, пожалуй.
– Ваши превосходительства! Позвольте представить… Артист, и даже, можно сказать, талант… – стал рекомендовать Подпругин актера.
– Черемаев… – отрекомендовался сам Черемаев.
Тутыщев и Самоходов сухо подали ему руку.
– Садись, Петя, так гость будешь. Тебе шипучего или рейнвейну?.. – предлагал Подпругин.
– Я пополам… Фу! Ешь, ешь, а в три дня не сварится.
Черемаев вздохнул и отдулся… Подпругин налил ему в стакан вина из двух бутылок, наклонился к нему и сказал:
– Петя… По вторникам у меня будут мои добрые знакомые собираться. Высшее общество будет. Так ты, смотри, не премини…
– Во вторник я, брат, играю.
– Так ты после игры. Ты прямо к ужину потрафляй. Отощаешь ведь в театре-то, ну а у меня и отойдешь.
– Хорошо, хорошо.
– Ты не бойся. Я не отравлю. У меня повар лучше здешнего.
Подошел и Гвоздь Гвоздевский, известный адвокат и юрисконсульт в разных акционерных обществах. Он только что отужинал и уже направлялся домой.
– Все еще бражничаете? – спросил он Подпругина.
– Да