Орфей спускается в ад. Теннесси Уильямс
Верим и молим Бога, что не так безнадежно.
У всех на лицах еле заметные невольные улыбки. Лейди обводит их взглядом, потом, слегка ошарашенная, издает еле слышный смешок, вскакивает из-за стола и шагает к лестнице.
Лейди (словно на бегу). Извините, мне надо наверх, меня Джейб зовет. (Поднимается по лестнице, женщины смотрят ей вслед.)
Кэрол (внезапно громко нарушая молчание). Если уж о стуках, то у меня мотор постукивает. Вот так: тук-тук-тук. Я спрашиваю: кто там? Не знаю, то ли я с кем-то из умерших предков переговариваюсь, то ли мотор вот-вот вывалится, и я останусь одна посреди ночи на пустынном шоссе. Вы смыслите в механизмах? Уверена, что смыслите. Может, сделаете одолжение и немножко прокатитесь со мной? Сможете услышать, как стучит?
Вэл. У меня нет времени.
Кэрол. Чем же вы заняты?
Вэл. Жду, чтобы поговорить о работе в этом магазине.
Кэрол. Я вам работу предлагаю.
Вэл. Мне нужна работа, за которую платят.
Кэрол. А я вам заплачу.
Женщины громко перешептываются на заднем плане.
Вэл. Может, завтра как-нибудь.
Кэрол. Мне нельзя тут ночевать. Мне нельзя оставаться в этом округе до утра.
Шепот становится громче. Отчетливо слышится слово «развратная». Кэрол – не поворачивая головы и широко улыбаясь:
Что это они обо мне судачат? Не слышите, что эти бабы обо мне болтают?
Вэл. Да ладно вам…
Кэрол. Вот вовсе и не ладно! Что они там говорят? Что я развратная?
Вэл. Если не хотите, чтобы о вас болтали, тогда зачем такой макияж? Зачем вы?..
Кэрол. …Выпендриваюсь?
Вэл. Что-что?
Кэрол. А я показушница! Хочу, чтобы на меня обращали внимание, таращились, слышали, чуяли мое присутствие. Хочу, чтобы все знали – я живу! А вы разве не хотите, чтобы все знали, что вы живете?
Вэл. Я просто хочу жить, и мне плевать, знают об этом или нет.
Кэрол. Тогда зачем вы играете на гитаре?
Вэл. А зачем вы устраиваете цирк?
Кэрол. Верно – по той же причине.
Вэл. У нас разные дорожки… (Он все время отодвигается от Кэрол, но та не отстает от него. Она говорит настойчиво, упорно и не терпя возражений.)
Кэрол. В свое время я была так называемой «ушибленной Христом» реформисткой. Знаете, что это? Нечто вроде легкой формы эксгибиционизма… Я агитировала, произносила речи, писала письма против истребления чернокожих в нашем округе. Мне казалось, что нельзя заставлять их умирать от пеллагры или от голода, если долгоносик, цветоед или сильные дожди губят урожай хлопка. Я пыталась добиться открытия бесплатных больниц, ухлопала на это все деньги, которые мне оставила мама. А когда случился суд над Уилли Макги, которого отправили на электрический стул за непозволительные отношения с белой шлюхой (ее голос звучит, как страстное заклинание), я подняла шум. Натянула на себя мешок из-под картошки и отправилась пешком в законодательное собрание штата. Дело было зимой. Я шагала босиком в холщовом мешке, чтобы выразить персональный протест