За старшего. Шамиль Идиатуллин
первого дозвонившегося в гости, да немедленно, ему не полагается. Но Жарков пригласил, наобещал, ничего не требуя взамен, и был ласков до омерзения – так, что Адам дрогнул, решил не ехать и позвонил мастеру с твердым намерением отговорить. Может, даже без основания. Сейчас не холодная война, но мир довольно холодный, особенно в России. И проверять это лишний раз никому не – ну и так далее.
В скайпе мастера не было, а звонок он сбросил. Толком разозлиться Адам не успел: мастер перезвонил через пять минут, и первые пятнадцать секунд даже слушал. Потом начал говорить. Немного спустя – можно было сказать точнее, но не хотелось даже глазами возвращаться к чему бы то ни было, связанному с этой беседой, – Адам пятый и совсем уже нервный раз воскликнул: «Ладно, ладно, сделаю!», нажал отбой, порычал на низкую луну и набрал Москву.
Новый рабочий день мог оказаться бесконечным, а оказался многоконечным. Точнее Адам сказать не мог, потому что сбился со счета на третьем, кажется, конце. Первый он опрометчиво обозначил, когда завершил переговоры с оформлениями, за пять минут доехал сквозь синюю пустоту и желтое мигание светофоров до дома и вырубился, едва покинув душ. Второй очевидный конец вахте пришел вскоре после обеда, который Адам раздраженно пропустил, потому что надо было добить и отправить в инженерный корпус итоговый меморандум по согласованному техзаданию. Адам это сделал – и мог чувствовать себя свободным аж до аэропорта. Третье очевидное завершение рабочего дня случилось в самолете, отправлявшемся в завтрашний день, который досрочно наступил в Старом Свете – вопреки старости света, репутации России и здравому смыслу. Адам смолол пресный ужин из морепродуктов, посмотрел вслед жгучей стюардессе, подумал, что было бы неплохо, – и проснулся от ее вопроса про предпосадочную выпивку. Вообще, такие вопросы были лучшим будильником, но не при двух сотнях свидетелей.
Очередной календарный перескок Адам едва не устроил себе, выглянув в иллюминатор. Он был готов к снегу – но к такому поди приготовься. Снег не шел, он был. Везде. И выглядел не по-рождественски и даже не по-арктически. Он был тусклым, подержанным и безнадежным, как в европейском фильме про Первую мировую войну. Выходить в него не хотелось. Хотелось завернуться в плед и, не вылезая, потихоньку дождаться обратного рейса. Ну или хотя бы вознаградить себя беседой со стюардессой – чтобы она упрашивала, а Адам обаятельно капризничал. Но вместо пуэрториканки подошла квадратная азиатка с такой умелой улыбкой, что снег на ее фоне показался довольно привлекательным. Адам молча собрался и выскочил в объятия русской зимы.
Ради Адама русская зима приняла облик похожего на профессионала-средневеса парня при табличке, дешевом галстуке и плохом, но понятном английском. Сергей деловито свез Адама в гостиницу и дождался – не исключено, что под дверью, – пока тот отметит очередную кончину дня душем и коротким пересыпом. Потом, почти