.

      Виктор вернулся в гостиницу на следующий день после завтрака. На прощание Диана сунула ему в руки берестяной туесок: Росшеперу прислали из столичных оранжерей полпуда клубники, и Диана здраво рассудила, что Росшеперу, при всей его аномальной прожорливости, с такой массой ягоды в одиночку не управиться.

      Мрачный швейцар отворил перед Виктором дверь, Виктор угостил его клубникой, швейцар взял несколько ягод, положил их в рот, пожевал, как хлеб, и сказал:

      – Щенок-то мой, оказывается, заводилой у них был.

      – Ну что уж вы так, – сказал Виктор. – Он славный парнишка. Умница, и воспитан хорошо.

      – Так уж драл я его! – сказал швейцар, приободрившись. – Старался… – Он снова помрачнел. – Соседи заедаются, – сообщил он. – А я что? Я и не знал ничего…

      – Плюньте на соседей, – посоветовал Виктор. – Это же они от зависти. Мальчишка у вас – прелесть. Я, например, очень рад, что моя дочка с ним дружит.

      – Ха! – сказал швейцар, снова приободрившись. – Так, может, еще породнимся?

      – А что же, – сказал Виктор. – Очень даже может быть. – Он представил себе Бол-Кунаца. – Отчего же…

      Посмеялись по этому поводу, пошутили.

      – Стрельбы вчера не слыхали? – спросил швейцар.

      – Нет, – сказал Виктор, насторожившись. – А что?

      – А так получилось, – сказал швейцар, – что, значит, когда мы все оттуда разошлись, кое-кто, значит, не разошелся, подобрались-таки отчаянные головы, разрезали проволоку и – внутрь. А по ним из пулеметов.

      – Вот черт, – сказал Виктор.

      – Сам я не видел, – сказал швейцар. – Люди рассказывают. – Он осторожно огляделся по сторонам, поманил к себе Виктора и сказал ему шепотом на ухо: – Тэдди наш там оказался, подранили его. Но ничего, обошлось. Дома сейчас отлеживается.

      – Обидно, – пробормотал Виктор, расстроившись.

      Он угостил клубникой портье, взял ключ и поднялся к себе. Не раздеваясь, набрал номер Тэдди. Сноха Тэдди сообщила, что все, в общем, ничего, прострелили ему мякоть, лежит на животе, ругается и сосет водку. Сама же она нынче собирается в Дом встречи проведать сына. Виктор попросил передать Тэдди привет, пообещал зайти и повесил трубку. Надо было еще позвонить Лоле, но он представил себе этот разговор, упреки, вскрики, и звонить не стал. Снял плащ, поглядел на клубнику, спустился на кухню и выпросил бутылочку сливок. Когда он вернулся, в номере сидел Павор.

      – Добрый день, – сказал Павор, ослепительно улыбаясь.

      Виктор подошел к столу, высыпал клубнику в полоскательницу, залил сливками, засыпал сахарным песком и сел.

      – Ну, здравствуйте, здравствуйте, – сказал он мрачно. – Что скажете?

      Смотреть на Павора ему не хотелось. Во-первых, Павор был сволочь, а во-вторых, неприятно, оказывается, смотреть на человека, на которого ты донес. Даже если он и сволочь, даже если ты донес из самых безукоризненных соображений.

      – Слушайте, Виктор, – сказал Павор. –