С запахом лаванды и пепла. Светлана Панина

      На Ревякина возвращаюсь под вечер. Ужинаю вчерашней гречей, потом сижу в саду в плетеном кресле-качалке, кутаюсь в плед и наслаждаюсь тишиной и атмосферой заката: сегодня небо залило нежно-розовым, только облака отливают золотистым. Жаль, деревья закрывают все самое красивое, мне хочется подняться повыше, чтобы видеть больше неба, но в доме нет ни балкона, ни чердака, и я с завистью поглядываю на лавандовый дом за забором. Дедуля меня не трогает, только приносит чашку вкусного травяного чая с ягодами. Возвращаюсь в дом уже в потемках, размышляя, чем бы заняться – время детское, еще восьми нет.

      В гостиной торшер светится уютным пятном. Дедуля устроился на диване и читает. Смотрю на него, пытаясь разглядеть хоть какой-то признак болезни, сравниваю его с тем, что привыкла видеть по видеосвязи.

      – Дедуля…

      – Да, лягушонок? – он откладывает книгу.

      – Ты точно болен?

      Вопрос внезапный, еще и звучит по-дурацки. Не знаю, что меня дернуло, но весь покой сегодняшнего дня вмиг испаряется. Я хочу узнать правду и боюсь ее одновременно, хочется позорно сбежать в свою комнату, но поздно, слова сказаны. Дедуля глядит на меня из-под очков. Странно глядит, будто изучает. Не понимаю, что это может значить. Потом грустно улыбается, кивает:

      – Увы, моя хорошая.

      Сажусь рядом с ним:

      – Тебя можно вылечить?

      Он долго смотрит мимо меня в сторону кухни, задумчиво водит губами, будто прикидывает что-то. Потом поднимает взгляд.

      – Боюсь, что нет. Но это не повод грустить. Не нужно раньше времени.

      – Не хочу, чтобы ты умирал, – нелепо всхлипываю я.

      – Ну вот еще, – дедуля приподнимается, привлекает меня к себе. – Мы же договорились – не сегодня. Никто из нас будущего не знает.

      – Но ты сказал “до зимы”! Прости, я случайно услышала твой разговор с Гектором. Совсем немного. Я не подслушивала.

      – Вот и не придумывай, раз не знаешь, что услышала. Я совсем не про то говорил.

      Я не вижу его лица, но в голосе слышу улыбку. Меня колет виной. Неправильно это все. Не дедуля должен меня утешать и успокаивать, а я его. Но ничего не могу с собой поделать. Сижу, уткнувшись в его плечо, позволяя гладить себя по волосам.

      – Яночка, Яночка, маленький ты наш лягушонок, – бормочет дедуля. В его голосе столько тоски, что я еще сильнее утыкаюсь в его плечо. – Есть вещи, которые невозможно изменить. Их можно только принять. Хоть порой это очень трудно.

      – Но при чем тут тогда зима? – не отстаю я. И снова страшно услышать ответ, заранее холодок по спине бежит. Но надо.

      – А до зимы мне нужно, чтобы ты влюбилась в Севастополь.