Наследие. Елена Сергеевна Ненахова
похоронили почти на границе с лесом, но за двадцать лет кладбище прилично разрослось, да и в сгущающейся темноте надписей на надгробиях не разобрать. Пришлось включить фонарик в телефоне и довольно долго плутать среди памятников.
Когда я уже готов был сдаться и повернуть к дому, фонарик осветил родное, любимое с детства лицо. Данилова Людмила Константиновна. 1957-2003. На фотографии она была такой, какой я ее помнил: черные волосы, цвета вороного крыла, ни одного седого; точеные скулы, густые темные брови правильной формы и яркие глаза цвета ясного, чистого неба. С портрета мама смотрела на меня с нежностью, как будто все понимала и за все простила. Тут же рядом находились еще две могилы с общим памятником – Даниловы Анна Викторовна и Екатерина Викторовна. 1983-2003. Моя семья. Моя настоящая семья. И все, что от нее осталось – два холодных надгробия, на которых не было ничего, кроме имен и дат. Большего, видимо, не заслужили. Больной фанатичный ублюдок!
Я вдруг так пронзительно ощутил свое одиночество! Оно сдавило мне горло колючей лапой, не давая слезам покатиться из глаз. Лишь только ком в горле разрастался и, казалось, обжигал изнутри. Я не мог плакать тогда, не могу и сейчас. Появилось ощущение, будто меня обездвижили, и все, на что я способен – это только чувствовать боль каждой клеточкой своего тела, не в силах сделать ничего для того, чтобы от нее избавиться, даже закричать. Двадцать лет я выстраивал свою жизнь, пытаясь обрести если не счастье, то хотя бы спокойствие. Но стоило вернуться сюда, как все, что с таким трудом создавалось, рассыпалось. Медленно опускаюсь на колени, с равнодушием осознавая, что, если бы сейчас из леса вышла голодная стая волков, я был бы ей рад.
***
В доме горит свет. Толкаю входную дверь, она со скрипом поддается. Вхожу в темную прихожую и останавливаюсь.
«Алексий, – низкий голос раздается в глубине дома, – а мы тебя уже и не ждали. Ну что же ты там стоишь, как неродной? – Мне даже не нужно видеть лицо брата: всем своим существом чувствую, как оно исказилось при этих словах: «как неродной». – Проходи, ты как раз успел к трапезе».
Медленно снимаю верхнюю одежду и двигаюсь на звук его голоса, в столовую. Братья сидят за накрытым к ужину столом.
«Алексей». – Произношу я, останавливаясь в дверном проеме. Наши взгляды со старшим братом пересекаются, его глаза впиваются в мои, в них отражаются презрение и злоба.
Не опуская взор, я произношу: «Добрый вечер, Илья».
Затем кивком головы приветствую среднего брата: «Михаил».
«Илия». – Голос старшего понизился до глухого рыка.
Обстановка накаляется, я каждой порой чувствую всю мощь ненависти Ильи ко мне. Михаил же невозмутим, как и всегда, лишь переводит насмешливый взгляд светло-карих глаз то на меня, то на Илью. Михаил всегда любил наблюдать. Воцарилась звенящая тишина. Я не знаю, чем могла бы завершиться эта ситуация, если бы в столовую не вошла молодая женщина с подносом.
«Моя жена Ксения». – Представил мне девушку Илья.
И, обращаясь уже к жене, добавил: «Можешь идти. Поешь позже».
Говорят, первый ребенок похож на отца. В случае с Ильей это абсолютная правда: из нас всех он больше