Рецепт на тот свет. Далия Трускиновская
когда император скоро год как в могиле, у Голицыных с удовольствием вспоминают отдельные строчки. Чем «Подщипа» лучше тех же «Проказников»? Или «Сочинителя в прихожей»?
Ведь там же нет дешевых кундштюков, достойных немецкого масленичного балагана или итальянской арлекинады! Они написаны превосходно – а в «Подщипе» половина смеха возникает от того, что принц Трумф говорит на искореженном русском языке, а князь Слюняй три четверти звуков не выговаривает, особливо публика хватается за животики, когда эта парочка вдвоем на сцене остается. Там только битья палками по голове и по заду недостает, как в кукольной комедии про Петрушку!
Мысль вредна – она глушит живые голоса, и вот уж перо которую минуту висит над бумагой, того гляди высохнет, а Маликульмульк думает, думает… Как переложить живые слова в стихи? Что из этого получится?
Может быть, каждый век является на свет со своими законами? Вон в восемнадцатом следовало писать так, как написаны «Проказники» или «Бешеная семья». Но он приказал долго жить, а девятнадцатый начался с «Подщипы» – и она, помимо воли сочинителя, оказалась написана по каким-то новым правилам. Но по каким? Растолкуйте, люди добрые!..
Поняв, что теперь уж мало что напишется, Маликульмульк встал, взял свечу и поплелся обратно в столовую.
– Дурак же ты, братец, – проворчал Косолапый Жанно. – Там все, поди, без тебя подъели. А явишься – пересмеиваться начнут: по какой такой причине тебя вихрем из-за стола вынесло, куды устремился, как листок осенний, Бореем гонимый?
– Явился? – приветствовала его княгиня. – А я пирог для тебя берегу, никого не подпускаю! Садись, Иван Андреич! Полегчало тебе?
– Полегчало, ваше сиятельство, – ответствовал Косолапый Жанно, перенимая из рук лакея блюдо с пирогом и устанавливая его перед собой удобным образом. Пирог был хорош, да маловат, фунта на два с половиной. А тот, нужный для комедии, должен быть фунтов шести по меньшей мере. На четыре-то персоны, хотя женщины много не едят… Тот должен иметь вид, чтобы его издали разглядели и оценили.
Философ задремал, позволив Косолапому Жанно насладиться творением повара Трофима. Разбудил его Голицын:
– Ты, братец, не засиживайся, а беги искать своего дружка-аптекаря!
Мало приятного – после сытного ужина, не посидев в гостиной хотя бы часик (для здоровья, для здоровья! дайте брюху без суеты осуществить его тяжкий труд!), одеваться и выходить на мороз. Однако надо. Ибо смерть Илиша что-то да значит в склоке между аптекарями и купцами Лелюхиными.
Пришлось…
И, надо ж, повезло! Маликульмульк повстречал Гринделя у самой Свинцовой башни – тот нес в замок заранее приготовленную записочку.
В записочке было два немецких слова (если бы по-русски – одно): «отравление».
– Пойдем в «Петербург», – сказал Маликульмульк, – там все обсудим.
– Пойдем, – согласился Давид Иероним. – Я безумно хочу есть…
– Не угодно ли горячих колбасок?
– Мне