Мой парень – французский шпион. Вера Арнгольд
от долгого воздержания русские мужчины пристально стали оглядываться вокруг. Париж одурманивал, Париж любопытствовал, Париж напирал в прямом смысле. Парижанки просто теснили коней и солдат своим горячим дыханием и грудями. Они хотели увидеть «…ces hommes russes effrayants» (эти страшные русские мужики!) О… оказаться в руках варвара, эта сексуальная фантазия бродила в умах еще тогда. (смайлик)
Хотели увидеть? И увидели. Галантных и красивых русских офицеров, говорящих на чистейшем французском. А также грозных, но красивых казаков. Которые вели себя прилично (царем было строжайше запрещено вести себя неприлично, позорить русскую армию: «мы победители, но не идиоты и не варвары»), и казаки чинно-благородно прогуливались и даже посещали Лувр!
Что стали делать в этой ситуации парижанки? Понятное дело. Unefemmeestunefemme («женщина есть женщина»). Они быстро смекнули, что на мужчинах можно хорошо заработать, на мужчинах, желающих отдохнуть во всех смыслах! Парижанки приходили продавать водку a boire la gotte. Солдаты быстро перевели это словосочетание в «берлагут», полагая, что это слово есть настоящий перевод сивухи на французском языке. Вино красное русские назвали вайном, сетовали, что оно гораздо хуже отечественного зелена вина. А любовные похождения стали называться трик-трак. Это выражение было похоже на щелчок пальцев, на звон кастаньет, эти слова четко семафорили о телодвижениях человеческих тел… трик-трак.
А у моего-то, оказывается, бабы!
Может быть, это я такая подозрительная? Но некоторые сомнения неожиданно стали обуревать мою душу. Во-первых, он рассказал мне о своей первой любви. Ну и вот фотография, очередное приобретение старого кожаного чемодана.
На фото он – молодой красавец и симпатичная девушка возле бунгало. Сидят, он в шортах, она в короткой юбочке. С расслабленными лицами, словно после секса.
– Это Рита.
Я что-то должна комментировать?
– У Риты мать русская. Мы познакомились в Марокко.
Марокко, финики, море и сериал «Клон».
Я мрачно молчу. Эжен смущается. «Я хотел, чтобы мы стали ближе и ты знала меня лучше».
Знать «лучше» – это без году неделя после знакомства рассказывать обо всех своих бабах? Ок.
– Рита была моей первой девушкой, мне было 17.
Ах, эта первая женщина… Я смотрю на Риту с завистью. Я бы не упустила шанса заполучить такого красавца, как Эжен, в любовники. Хотя если вспомнить меня в 17, то это был дремучий лес девственности.
А Рита хорошенькая, что и говорить. Первая женщина, первый секс. Неловкий, но запоминающийся навсегда.
Зато потом просто не остановиться. В 18–20 лет самый пик сексуальности. Можно «этим» заниматься днями напролет, и не надоест. Открытия следуют одно за другим.
– Я не хочу, – говорит Рита.
Она смотрит пристально, блестящим взглядом, ее пухлые губы наводят на стыдное сравнение, а сейчас буквально сводят с ума, хочется их укусить. Эжен прекрасно помнит их чуть солоноватый привкус, когда они вчера катались по полу в бунгало. Да она просто дразнит его, чертовка! Убегает, увязая щиколотками, по марокканскому песку, вздымая