Смотри, как я ухожу. Мария Косовская
вытереться моей футболкой! – крикнул он и нырнул, выныривая где-то в середине озера.
Они сидели вдвоём на кожухе от мотоциклетной люльки. Дашка дрожала. Богданов обнял её. Дашка удивилась, но промолчала. Так действительно было теплей.
– Будешь со мной гулять? – спросил Богданов.
Дашка предполагала, что нравится ему, и всё же не ожидала. Мечтая о Челюкине, Богданова она как-то выпускала из внимания. Думать о нём было неинтересно. Да, он был высоким и статным парнем. Не красавец и не урод. Нормальный. В чём-то даже симпатичный. Но Дашка не чувствовала в нём той манящей сладости, от которой сходила по Челюкину с ума. Наверное, она могла бы влюбиться в него, в его тихое и заботливое сопереживание, в ненавязчивость и умение оказываться рядом в нужный момент. Днём он учил Дашку водить мотоцикл. Она умудрилась за тридцать метров заглохнуть три раза, он даже не повысил на неё голос. Но Дашка была влюблена в Челюкина, и чувство это требовало развития, забирало силы. А тут Богданов и его «будешь со мной гулять?».
– Я подумаю, – неуверенно сказала Дашка, стесняясь на него взглянуть. Она почему-то ощутила себя обязанной ему за его куртку, за объятия, за кожух люльки.
– Подумай, – тихо ответил он.
Дашка думала весь следующий день. В согласии были свои соблазны: во-первых, Юлька больше не спровадит её домой, во-вторых, Челюкин, возможно, начнёт ревновать. Но было и другое – ложь: Дашка любила другого, не Богданова, и ей наверняка станет противно с ним целоваться. А он ведь хороший парень, может, кто-то даже сохнет по нему. «Или я сама в него влюблюсь?» – думала Дашка, уже приняв решение и оправдывая себя.
Дашка не объясняла Юльке всего, но про предложение Богданова рассказала.
– А чё париться? – Они завтракали, и Юлька торопливо запихивала яичницу в рот, запивая растворимым кофе. – Тебя это не обязывает. Повстречаешься, потом бросишь. Да и лето кончится, в конце-то концов.
– Думаешь, соглашаться?
– Конечно, соглашайся. А чё?
И Дашка стала встречаться с Богдановым. Она в него не влюбилась, не грезила о нём, не волновалась от его прикосновений. Он был ей как взрослый и заботливый брат, о котором она всегда мечтала.
Богданов часто приезжал днём один, без Челюкина, возил Дашку в продуктовый или просто на поле, где они, сидя в тени деревьев, наблюдали за парящими в небе коршунами. Дашку угнетало, что Богданов всегда молчит. Она что-то ему рассказывала – про школу, про свою жизнь, – но он только неопределённо улыбался, пожимал плечами или жевал травинку. Дашка капризничала:
– Ну, скажи что-нибудь.
– Чё сказать? Вроде и так всё понятно. – И он лез к Дашке целоваться, а она, найдя повод обидеться, отталкивала его, вырывалась и просила отвезти домой.
Вечерами Богданов и Челюкин приезжали вместе. Брали девчонок и везли на хату к Богданову. Дом его был больше, чем бабушкин, светлей, стены выкрашены в жёлтый. Но в целом такая же одноэтажная мазанка, как у всех.
Богданов накрывал стол: