Пеший камикадзе. Книга первая. Захарий Калашников
насколько позволяла сизая хмарь, Муса осмотрел улицу. Прямая, как указка, она тянулась полтора километра на север, затем немного сузившись, так казалось, потому что в этом месте заканчивался разделительный газон с травой, изгибалась вправо и терялась за серым многоэтажным домом с восточной стороны улицы. На которой располагался частный сектор с побитыми домами и сараями разной величины среди лысых без снега дворов, с деревьями и зарослями кустов, и территорией, отделяющей деревянные и каменные дома от асфальтовой дороги. Типичные жилые постройки, какие возводили станичники, – окна с наличниками и деревянными ставнями, тротуар за оградой, почти у каждой ограды скамейка. С другой стороны, с западной, была совсем другая жизнь. Здесь располагались восьмиэтажные многоквартирные дома, с крыши одного из которых Муса смотрел вниз, на город. Две разных территориальных общности, два разных мира, разделённые между собой широкой полосой асфальта. Город со своим неповторимым характером, с ветлечебницей под окнами и школой во дворе, с кинотеатрами и гостиницами, с зелёными аллеями, ведущими в центр с окраин. И село, где весь уклад жизни был подчинен смене природных ритмов и тесно связан с земледелием. Улица тянулась с юга на север и через шесть километров упиралась в аэропорт, который между войнами не раз менял название. Муса вспомнил прежние времена, когда самолёты часто садились и также часто, пробегая по бетонке, стремглав взлетали. Вспомнил, как раскрывались двери перронного автобуса и взору открывался железный дельфин с крыльями, биомиметический пример, вдохновивший инженеров на создание летучей рыбы, как представлял Муса, даже если дельфин рыбой не являлся. Сотни людей в лоне этой 'селёдки' с иллюминаторами за считанные часы пересекали огромные расстояния и меняли континенты. Муса летал на самолёте лишь однажды и самыми волнительными минутами для него показались те, когда пилот лениво болтал с пассажирами из кабины, а стюардессы помогали пассажирам удобно устроиться. Он помнил цоканье застёжек ремней, гул рабочих моторов и других механизмов чудо-рыбы или чудо-птицы и абсолютную тишину, когда самолёт отрывался от земли и казалось, пассажиры не дышали и всё внимание было подчинено молитве. А ещё, помнил безмолвное спокойствие там, высоко за облаками. Перелёт из Грозного в курортный Адлер запомнился маленькому мальчишке как невероятный прыжок дельфина над водой…
Муса ощутил урчание живота, требующего еды, которая могла бы приглушить голодные звуки, но быстро понял что ошибся. Урчал не живот. Внизу, под домом, он заметил крадущийся по асфальту БТР в окружении солдат и поспешил уйти с крыши. Мать всегда запрещала ему смотреть в их сторону. Боялась, что те могли принять его за ваххабита, готовившего нападение. Или – его взгляд мог выдать ярость или того хуже, злую отцову решимость ни за что не прощать врагов.
– Где был? – взволновано спросила мать, строгая и собранная, словно не её он видел пятнадцать минут назад в постели спящей.
– Нигде, – понурив