Память душ. Дженн Лайонс
лежит на кровати, покрытой бледно-зелеными шелковыми простынями, в комнате неправильной формы, в которой не было окон и чьи каменные стены были покрыты резьбой, изображающей деревья, листья и летние цветы. В воздухе пахло свежестью и зеленью. От свисающих с потолка крошечных кристалликов исходило розовое свечение, окрашивающее комнату в мягкие цвета. Где же он? Не во дворце Де Мон. Возможно, даже не в Кууре.
Он чувствовал дикую слабость и безумный голод – что означало, что он был магическим образом исцелен от травм. Он потянулся, радуясь тому, что способен на это.
Мия, Мия, которая была так прекрасна, что даже после двадцати пяти лет знакомства у него перехватывало дыхание каждый раз, как он ее видел, сидела на краю кровати рядом. Неподалеку стоял поднос с едой, как доказательство того, что она ждала его пробуждения. Терин не знал, что это за блюда.
Мия улыбнулась и коснулась его щеки.
– Как ты себя чувствуешь?
Внезапно его охватила паника:
– Подожди, что случилось? Где…
– Что последнее ты помнишь? – Она прижала руку к его плечу, настойчиво предлагая ему остаться в постели.
Терин не пытался сопротивляться. Все было так туманно: в голове вспышками молний проносились и тут же растворялись – прежде чем он хоть что-то понимал – какие-то сцены невыразимого насилия, но он что-то помнил…
Гадрит. Он помнил Гадрита, Ксалтората и тело своего сына Кирина, лежащее на алтаре, с зияющей раной, расположенной там, где должно было быть сердце. Он вспомнил ярость, боль и осознание того, что его предали.
– Мы проиграли? – спросил он.
– Я полагаю, все зависит от того, что ты под этим понимаешь, – после долгого молчания призналась Мия. – Если ты имеешь в виду, что Столица превратилась в дымящиеся руины, а Де Монов больше… нет… то да, мы проиграли.
Его дыхание сбилось от горя и гнева, которые он изо всех сил пытался побороть:
– Всех? Всей семьи?
– Твои дочери отсутствовали, – сказала Мия, – так что нет причин считать их мертвыми. Я не знаю, что случилось с твоим… – Она помолчала. – Я не знаю, что случилось с Дарзином, разобрался ли с ним кто-нибудь или нет. Я решила, что лучше всего удалить тебя из города; это вторая попытка государственного переворота, устроенного Де Монами за двадцать пять лет, и она положила начало Адскому Маршу. Сомневаюсь, что Совет закроет на это глаза[65].
Сердце Терина разрывалось на части. Он не помнил… И в то же время он помнил достаточно. Более чем достаточно. Чувство вины было невыносимым. Кирин ведь пытался предупредить его? А он не слушал. Скольких людей убила его гордость?
– Гадрит? – наконец спросил он.
– Император, – ответила Мия таким холодным и ровным голосом, что его бросило в дрожь. – Но, – добавила она, – надолго ли? Этого я не знаю.
– Что ты имеешь в виду?
– Посмотри на свое запястье.
Сначала он не понял, что она имеет в виду. Но затем осознал, чего не хватает: гаэша Мии, маленького серебряного медальона в виде дерева, висевшего на запястье. На мгновение он растерялся, подумав, не украл
Честно говоря, это почти разумное объяснение. Я подозреваю, что, скорей всего, у Высшего Совета возникли бы неприятные вопросы, если бы Терин остался.