Устойчивое развитие. Мршавко Штапич
впрочем, я этого уже почти не слышал, мне был интересен только Слава.
Он сидел на старом, продавленном диване посреди обычной по виду меблировки комнаты, которую представлял из себя гараж. Правда, окна в гараже не было, вместо него – огромная фотография березовой рощи, но не плакатная, а именно фотография большого формата, специально распечатанная на плотной бумаге. Плитка для готовки, огороженный туалет с душем, небольшой холодильник.
Но вся эта ерунда не стоит описания, а вот Слава сто́ит. Гладко выбритый, подтянутый тридцатилетний человек в чистом простецком китайском спортивном костюме и укороченных для удобства валенках – он будто был вставлен фоторедактором в этот интерьер; он был чуть светлее всего, что его окружало: от старого буфета до недавно постеленного, не вытертого совершенно линолеума.
Я представился и тут же заявил, что хочу поговорить с ним с глазу на глаз. Олеся была против; Славе, которому деваться было некуда, который должен был испугаться и только и думать о том, сдам я ментам или нет, Славе было интересно; в конце концов мы оказались с ним наедине, условившись с прочими, что я покину гараж уже затемно, пройду три километра вдоль трассы, которая расположена недалеко от гаражей, и поймаю машину от бордюра.
– Я знаю о твоем положении. Я хочу помочь. Если ты выйдешь, мы успеем с журналистами записать твое интервью на видео, мы разместим его везде, куда дотянемся, пара хороших изданий точно опубликует материал, – всегда, когда не знаю, как вернее приступить к разговору, говорю коротко.
– Им-то это зачем? Я обычный парень. Не какой-то оппозиционный политик же.
– Плевать. Ты – жертва. Тебя пытали. И ты невиновен. И, прости, но… пытки, человек в бегах… все это актуально.
– Меня снова примут.
– Примут, но издеваться не смогут. А дальше ты разберешься с этим делом.
– А дальше я буду сидеть. Или в строгаче, или в дурке… Пытки – это актуально, – задумчиво проговорил Слава. – Меня там чуть не трахнули, а ты – «актуально».
По тону, движению глаз в сторону и вниз, по повороту головы после этой фразы, по руке, оказавшейся на затылке и потирающей его, – я понял, что это не «чуть». Его там еще и трахнули. Отлично! Эта крайность делает историю шокирующей, броской, цепляюще-неприятной. Я уже представлял себе, какими могут быть заголовки о насилии, сведении с ума, о преступном следствии…
Оставалось раскачать его, чтобы он был готов раскрыться, выйти и говорить о самых жутких вещах подробно и под запись. Разумеется, Слава был не первым, кто не хотел обсуждать свой болезненный опыт. Потому следовало его поначалу заболтать, взять осадой, а не нахрапом.
Я расспросил его о том, что мне было действительно любопытно: каково это – сбивать людей, будучи машинистом?
– Первый раз я и не рассмотрел; потом с дистанции сообщили. Сказали: двое, мать и ребенок, девочка. Переходили… кто его знает, почему не заметили: там прямая, да и ночь, шум слышно. Я как-то и не брал на себя… А потом они начали сниться, в деталях. Девочка