Память счастья. Петр Сосновский
была не большой, с такой по ресторанам не находишься. Однако, я понимал это и, пытаясь взять ее под руку, чтобы увлечь на выход из метро сказал:
– Я плачу.
На что она резко словно испугавшись, отскочила от меня и, засмущавшись, вежливо отказалась.
Долго стоять на платформе и разговаривать было неудобно, так как рядом повсюду сновали люди, постоянно задевая нас, поэтому мы расстались. Вначале я думал, что ненадолго. Но оказалось все не так. Возвращаясь, вечером с работы, я увидел у дома машину брата. Он ждал меня.
На ремонт времени, как и говорил Василий, ушло не много. Через час, ну может чуть больше, мой «Пежо», слегка «откашлявшись», если можно так выразиться, как не в чем не бывало начал отбивать свой известный ему ритм.
Успокоив машину, выключив двигатель, я, закрыл гараж. Василий торопился. Он был человек «занятой». Это раньше, когда его деятельность ограничивалась заводом, где он работал инженером, времени хватало. Правда, тогда он был не женат. Да и жизнь в стране была спокойной. Теперь же, все обстояло иначе. Обзаведясь семьей, Василий, когда завод стало «лихорадить» был вынужден уйти и ради приличного заработка организовать свое дело. А оно, как известно, требовало полной отдачи. Так же, как и я, Василий не обращал внимания на график. Часто задерживался после работы. Однако по мере возможности хотя и редко, но бывал у нас.
Я в отличие от него, после несчастного случая, приключившегося со мной и фиктивной смерти для моей невесты, к Василию не ездил совсем. Даже в торжественных случаях. Просто боялся нечаянной встречи с ней, так как она жила по соседству с моим двоюродным братом. В молодости я даже оставался у Василия с ночевкой из-за того, что, прогуляв с девушкой до двух-трех часов ночи, был не в состоянии добраться домой. На такси у меня денег не было, а городской транспорт уже не ходил.
Познакомил меня с ней двоюродный брат, когда мы учились. Я бегал в художественное училище, а он в технический институт. Девушка была его однокурсницей. Ее звали Вероникой. Не знаю, чем она мне тогда приглянулась, рядом были и более красивые, однако, увидев ее, я весь напрягся, рука невольно дернулась и, будто почувствовав кисть, сжалась. Еще мгновенье и я был готов начать писать ее портрет.
Простое русское лицо: волосы, заплетенные в косу, высокий открытый лоб, светлые выразительные глаза, прямой нос и красные без помады полные губы – оно и сейчас мне видится, стоит только закрыть глаза.
Прошло много лет – более десяти, но в мыслях я продолжал Веронику называть своей. Василий знал от чего я к нему не езжу, и на меня не обижался. Однако на этот раз, усаживаясь в машину, взглянув на меня он сказал:
– Слава, я, конечно, понимаю твое положение, но годы нас изменили так, что тебе уже не чего прятаться и боятся встречи с прошлым. Пусть ты увидишь свою Веру…
– Не Веру, а Веронику, – поправил его я. Он почему-то всегда называл ее обыденно. Однако на этот раз, послушавшись меня, поправился:
– Веронику, но это уже будет не твоя Вероника. Я