Зеркало с Бирюзовой улицы. Современная фантастика. Татьяна Николаевна Панасюк
здесь, в моей комнате! Он перегнулся через раму, и вот уже его голова и плечи вылезли в мой мир…
Я ногой оттолкнулся от стула, на котором стояло зеркало и покатился в своем кресле колесиках, прижимая Ольгу к себе, подальше от этого злобного лица, от этих тянущихся к ней рук. Стул покачнулся и упал вместе с зеркалом на пол. И зеркало… разбилось.
Я успел увидеть втягивающуюся обратно руку «господина», его перевернутое разгневанное лицо, и волшебство закончилось. Передо мной лежало треснувшее в нескольких местах зеркало в роскошной резной раме. И на коленях – вполне себе материальная полновесная барышня, прижавшаяся к моей груди лицом и обхватившая меня руками.
Иной мир
Ну и что мне теперь делать? Я начал поглаживать ее, чуть освободив руку, по спине:
– Не бойся, не бойся… все хорошо! Все уже хорошо! Оленька…
Нет, ну а что мне делать? Спихнуть ее с колен с воплем «Сгинь!»? Не могу…
От нее пахло травами и медом. И молоком. И моя прекрасная футболка намокла от ее слез, я это почувствовал. А сырым луком не пахло.
Я еще не разучился верить в сказочные чудеса, тем более что в моей жизни они раньше уже случались, и мне стало немного стыдно за подозрения. Она подняла голову и посмотрела на меня испуганно. Потом вскочила на ноги и, оглядевшись, прижала ладошки к губам. Потом глянула на свою рубаху… красивая, кстати. Как это – «неглиже»? нет, наверное, просто «сорочка». Испугавшись моего оценивающего взгляда (да не раздеваю я вас, девушка, я художник от слова «худо»), попятилась к разбитому зеркалу, потом увидела плед на моем диване, кинулась к нему, схватила и, повернувшись ко мне спиной, накинула, как накидку и, только завернувшись в него, снова встала ко мне лицом. На ногах у нее были тапки со смешными меховыми помпонами. Волосы растрепаны. Нос красный. Лицо зареванное. Я залюбовался, представив ее в моей игре в роли Матроши.
– Где я? – всхлипывая, спросила Ольга. – Ты кто? А где мой дом? А дядя где? – и приготовилась рыдать. Знаете, как они набирают воздуха, глаза наполняются слезами, ротик приоткрыт. Я вскочил и сделал шаг к ней. Она отпрыгнула от меня, как от гадюки и завизжала. Нет… ТАК визжат, только когда увидят мышь. Я притормозил:
– Тише, ты что? Соседи сбегутся!
– И хорошо! Пусть идут! – сказала Оля, снизив голос.
– А они – людоеды, да, еще и не русские! – сказал я, пытаясь как-то вывести ее начистоту.
– Ой! – она снова прижала ладошки к губам.
– Если ты меня опасаешься, то напрасно. Я… у меня невеста есть! – соврал я.
Девушка молчала. Когда я сделал к ней шаг, она развернулась и вылетела в коридор – точь-в точь птица, раскрывшая крылья (мой плед). Я решил подождать, когда она успокоится. Зря я так решил. Потому что сначала я слышал, как она бегала по коридору в поисках выхода, хлопала дверями, ойкала, вскрикивала… развлекала публику на полную катушку. Притихла. Я подошел