Птица малая. Мэри Дориа Расселл
архетипы работают в обе стороны, подумал он, и, помолчав, продолжил:
– Балканы… Акцент может быть балканским.
Энн кивнула:
– Возможно. Многие сефарды после изгнания переселились на Балканы. Должно быть, она родом из Румынии или Турции. Или Болгарии. Откуда-то оттуда. – Вспомнив про Боснию, она присвистнула: – И я кое-что скажу тебе про Балканы. Если тамошние думают, что вот-вот забудут какую-то обиду, то сочиняют эпическую поэму и заставляют детей произносить ее вслух перед сном. Ты столкнулся с пятью веками старательно сохраненной злой памяти о Католической имперской Испании.
Молчание продлилось чуть дольше, чем требовалось для того, чтобы следующая его фраза могла оказаться заслуживающей доверия:
– Ну, я только хотел в какой-то мере понять ее.
Услышав эти слова, Энн скривилась, явно говоря своей гримасой – ну конечно.
Эмилио продолжил прежним путем:
– Мы работаем вместе над достаточно сложной темой. Враждебность только мешает нам.
Энн попыталась сказать нечто нейтральное. Фразу эту она не произнесла, однако Эмилио прочитал эти слова по ее лицу и фыркнул: «Да повзрослей ты, наконец». Отчего Энн хихикнула, как какая-нибудь двенадцатилетка, только что понявшая смысл нескромных шуток. Энн взяла его под руку, и они повернули к дому, прислушиваясь к звукам закупоривавшегося на ночь квартала. Их облаивали собаки, листва шелестела и шептала. Чья-то мать позвала: «Хезер, пора спать! Второй раз звать не буду!»
– Хезер. Цвет вереска. Сколько же лет назад я в последний раз слышала это имя. Наверное, назвали в честь бабушки. – Энн вдруг остановилась, и Эмилио снова повернулся лицом к ней.
– Черт, Эмилио, не знаю, как сказать… возможно, Бог столь же реален для тебя, как мы с Джорджем друг для друга… Нам обоим едва исполнилось двадцать в те допотопные времена, когда мы с ним поженились. И, поверь мне, никто не может прожить вместе сорок лет, не заметив на этом пути пару-тройку привлекательных альтернатив.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, однако она подняла руку.
– Подожди. Я намереваюсь одарить тебя добровольным советом, мой дорогой. Я понимаю, что он может показаться тебе легкомысленным, только не надо изображать, что ты не чувствуешь того, что чувствуешь на самом деле. Я о том, как все проваливается в пекло. Чувства представляют собой неопровержимый факт, – проговорила она чуть более жестким тоном, трогаясь с места. – Их надо видеть, с ними надо как-то справляться. Надо видеть себя насквозь, самым честным и решительным образом. Если Бог – белый пушистый пригородный зайка из среднего класса, что далеко не так, насколько я понимаю, дело заключается в том, что делать с тем, что тебе действительно важно.
Они уже видели Джорджа, сидевшего в пятне света на приступке возле крыльца, дожидаясь их. Голос ее прозвучал едва ли не нежно:
– Возможно, Бог сильнее возлюбит тебя, когда потом ты вернешься к Нему, исцелив свое сердце.
Эмилио