Птица малая. Мэри Дориа Расселл
размышлениям, и он понял, в чем дело, только перед самым домом, вляпавшись в свежую кучку собачьего помета.
Дерьмо, подумал он, наблюдая и одновременно комментируя ситуацию. Он стоял под дождем, рассматривая свой ботинок с появившимся на нем украшением и размышляя над собственной безгрешной и благой природой. Сегодняшнее совещание, как он понял, представляло собой нечто вроде доброго полицейского, уравновешивающего полисмена злого, чего и добивался Джулиани. Во! Отличная мысль, Шерлок! – уязвил он сам себя.
Одно дело послушание. Но когда тебя используют… пусть даже это делает сам Отец-генерал, подобный факт воспринимается иначе. Он был оскорблен, но также и смущен тем, что потратил столько времени на то, чтобы сообразить это. И даже подозревал какой-то сговор, потому что Джулиани слишком легко согласился на то, чтобы увезти Сандоса из города. Однако, отскребая дерьмо с ботинка и размышляя, Джон также ощущал себя польщенным; в конце концов, его вызвали сюда в такую даль из Чикаго, потому что его Орденское начальство прекрасно знало, что он почти генетическим образом запрограммирован на презрение к задницам, подобным его возлюбленному брату во Христе Иоганну Фелькеру.
Джон настолько стремился улизнуть из Рима, что даже не хотел слишком вникать в полученное от Отца-генерала разрешение. Карты надо разыгрывать так, как они легли, сказал он себе, остается только надеяться на то, что Бог на стороне Эмилио.
В ПАСХАЛЬНЫЕ ДНИ Ватикан буквально кишел верующими: собравшиеся на праздник 250 000 человек готовы были принять от Папы благословение, чтобы молиться, глазеть, покупать сувениры, подставлять свои карманы мошенникам. Джихад грозил бомбами, секьюрити принимали самые жесткие меры, и никто не обратил внимания на больного согбенного человека, укутанного в одеяло, спасавшее от апрельской прохлады, которого катил с площади рослый мужчина в популярной среди туристов куртке с надписью ВЕЗУВИЙ – 2, ПОМПЕИ – 0. Если бы кто-то наблюдал за ними, он мог бы только удивиться тому, как легко они остановили городское такси.
– Кто водитель? – спросил Сандос, когда Джон пристегнул его к заднему сиденью. В голосе его закипали слезы. Толпа, предположил Джон, толпа и шум. Страх. Он боится, что его узнают и окружат.
– Брат Эдвард, – сказал Джон.
Эдвард Бер в униформе таксиста помахал в знак приветствия с водительского сиденья пухлой, в ямочках, ладонью и обратил все свое внимание на дорогу. Запрет движения частных автомобилей позволил снизить интенсивность движения, но создал дарвиновский селекционный отбор для самых воинственных водителей. Эдвард Бер, со своей стороны, имел самые веские причины быть чрезвычайно осторожным водителем.
Джон Кандотти занял сиденье, находившееся рядом с Сандосом, и устроился поуютнее, довольный собою, текущим днем и окружающим миром.
– Чисто ушли, – проговорил он, когда Эдвард вырулил на загруженную автостраду, ведущую в Неаполь. Джон повернулся к Сандосу, надеясь на то, что