Духи древнего бора. Дарья Булатникова
видно. И дым нигде не вился, и звуков никаких, словно вымерли Осолонки.
Они прошли мимо избы бабки Вали, заметив, что её дверь подперта березовым полешком. Означать это могло одно – хозяйки нет дома. Зато дверь соседнего домишка, вросшего в землю чуть ли не по окна, была нараспашку.
– Эй, хозяева, есть тут кто? – крикнула Марина в проем, из которого тянуло запахом кислого теста.
– А заходите! – ответил им глухой голос.
В комнате, на огромной железной кровати с ажурным подзором тонуло в подушках сморщенное старушечье личико. Тела под пухлым ватным одеялом не было заметно, словно лежал под ним ссохшийся лист, а не человек. Над выцветшим ковриком на стене в ряд висели украшенные бумажными цветочками, портреты худощавого мужчины, трех парней и одной девочки лет десяти. Видно было, что портреты увеличивали с маленьких фотографий – лица были размыты и неумело подретушированы.
– Добрый день, – поздоровались подруги.
– Здравствуйте, милые. Вот спасибо, что навестили. Ох, и радость, – зашамкала губами лежащая. – Хоть перед смертью на вас, молодых да красивых, полюбуюсь, а не на сморчков старых. Посидите рядом, детушки.
– Да мы только хотели молока купить, – растерялась Марина. – А есть ещё кто-то?
– Есть, куда им деваться, вот-вот появятся.
Словно в подтверждение её слов, заскрипели половицы, и в избу вошел старик. Невысоким ростом, кудрявой седой бородой и яркими губами он походил на сказочного гнома.
– Ну что, проведал? – бестелесная старушка внимательно взглянула на вошедшего из-под сморщенных век.
– Проведал, – подтвердил старичок-гном. – Тебе кланялись.
– Небось, ждут, не дождутся. Ничего, скоро встретимся… – она неожиданно улыбнулась, отчего лицо ещё больше сморщилось, а между впавших губ появился одинокий коричневый зуб. – А тут девоньки за молочком пришли, ты уж дай им всего, что надо. И бражки, бражки не забудь.
– Ладно, Анатольевна, все сделаю. Отдыхай спокойно. – Гном обернулся и шаловливо подмигнул Соне. – Пошли-ка со мной, красавицы. Молока у нас нынче много, Красавка да Рыжка с июньских трав доятся, хоть залейся.
Разговор с Сергеичем затянулась, был старичок болтлив, и отпускать гостей ему явно не хотелось. Пришлось и чай пить, и вареники с картошкой есть, и бесконечные рассказы про местных старух выслушивать. По словам Сергеича выходило, что собрались они тут, словно согнанные временем. Ни у кого уже почти и детей не осталось, а уж о мужьях и говорить нечего. У Анатольевны ещё в войну все сгинули, другим тоже лиха хватило. Митрофановну Мишаня в городе на вокзале подобрал, куда её невестка спровадила с глаз долой. О себе Сергеич говорил мало, хотя выходило, что он тоже не местный. А потом старичок сообщил им, что ежели в течение трех дней будет ещё дождик, то пойдут первые белые грибы, из тех, что вырастают, когда рожь начинает колоситься. Колосовики, значит. Не пропустить бы.
***
– Странное дело, – удивлялась Соня