Конспекты на дорогах к пьедесталу. Елена Поддубская
– это элита и уже гарантия. Я сам, когда поступал, был в ней. Теперь вот уже на третий курс перешёл. Буду в группе три-один. Нам, однёркам, – везде зелёный свет. Уловил?
Шумкин помотал головой отрицательно. Гена снова усмехнулся:
− Неважно. Сам потом дотумкаешь. Раз взяли туда, возьмут и дальше. Кстати, почему тебя в «единичку» приписали, знаешь?
Миша растерянно пожал плечами:
− Понятия не имею. Им, наверное, таких как я не хватает.
Гена задумался. Такое объяснение не убедило его. Каждый, кто попадал в элитную группу, имел для этого какое-то веское основание. «Ладно, выясним это у Костина», − решил волейболист, подумав о товарище, работающем в приёмной комиссии.
Облизав пальцы, абитуриент разгладил криво пришитый номер на майке. Он обдумывал то, что услышал по поводу группы и подобравшемся составе поступающих. Тренер десятиборца, регулярно бывавший в МОГИФКе на семинарах по повышению квалификации, посоветовал Мише подать сюда документы. Он же, похоже, позаботился о том, чтобы Шумкина предписали к элитной группе. «И все же почему один-один – это гарантия?» − подумал он, но спросил о другом:
– А почему ты назвал меня «земелей»?
– Как же: я с Севастополя и ты тоже. Разве не так? Шо ты вытаращился? Тут разведка уже всё обо всех донесла. Я потому и фотку твою на личном деле сразу запомнил. Земеля!
– Вообще-то, я только родился в Севастополе. А сам из Тулы, – пояснил Шумкин, вставая из-за стола.
– Да? – Гена снова почесал затылок. – Ну и ладно, всё равно земеля.
– Да-а, – рассеянно ответил Миша. Он постоял молча несколько секунд, потом спросил так, чтобы его не услышали другие: – а что, экзамен – трудный?
Гена громко засмеялся и хлопнул парня по плечу повторно, уже смелее:
– Да не боись! Ты шо сдаёшь? Спецуху?
Миша кивнул, облизав упругие губы.
– Фигня! Ты кто по специализации?
– Десятиборец, − небольшие и глубоко посаженные глаза забегали.
– А за шо борешься, знаешь? – Савченко решил отквитаться за шутку шуткой. Миша взглянул на него удивлённо. Гена взъерошил рукой свои тёмные кудри. – Стольник бежишь?
– Стольник с барьерами. И четыреста.
– Фи! Шо такое для привычного декатлониста четыреста метров? Семечки! Это не полтораха, где сдохнешь, − похоже, волейболист в специфике десятиборья разбирался, ибо дистанция на полторы тысячи метров действительно была самой сложной. Нередко, завершая выступления забегом на полторашку, десятиборцы падали, полуживые, сразу за финишной чертой. Согласившись с Геной, что четыреста метров – это гораздо приятнее, Миша стал составлять на поднос пустую посуду. После еды полагалось убирать за собой: официантов в студенческих столовых никогда не было. Впрочем, в советских столовых их не было вообще.
− Пошли лучше ещё по булке махнём, − предложил Гена, тоже вставая и направляясь в сторону кухни. Тут же за перегородкой раздался громкий голос главной поварихи тёти Кати, женщины широкой, как общепитовский противень,