Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма. Том Рейсс
судах, где проходили поединки – ничуть не менее впечатляющие и непредсказуемые, чем спарринги в академиях фехтования.
Французские философы-просветители любили использовать рабство как символ угнетения человека и особенно политической дискриминации. «Человек рождается свободным[264], но всюду находится в цепях», – писал Жан-Жак Руссо в 1762 году в трактате «Об Общественном договоре». Целое поколение бескомпромиссных юристов воплотило принципы Просвещения в жизнь, помогая рабам отстаивать в судах право считаться обычными французскими подданными. Они рассматривали вопрос о рабстве в независимых судах-парламентах Франции[265] и выигрывали почти каждое дело, добиваясь свободы для своих клиентов – негров или мулатов. Как бы ни возмущался Людовик XV, его руки были связаны. Термин «абсолютная монархия» обманчив: Франция времен Старого порядка была государством законов, старинных прецедентов, где искра просвещенного разума могла высветить и порой действительно находила потрясающие вещи.
В королевстве Франция не существовало законодательного органа, подобного английскому парламенту. Французские парламенты были судебными инстанциями. В то время как адмиралтейские суды занимались спорами, связанными с военным флотом и колониальной торговлей, самые важные вопросы попадали в ведение двенадцати провинциальных парламентов, а также Парижского парламента, иначе называемого высшим парламентом. Парижский парламент[266] был своего рода надпровинциальным судом, чьи вердикты действовали далеко за пределами городских границ[267], включая почти треть территории Франции. И даже сам король в Версале мог попасть в паутину юрисдикции этого суда. Споры рассматривались здесь в соответствии со старинными обычаями Франции[268].
За десятилетия до того, как в 1772 году решение по делу Сомерсета[269] в Лондоне стало отправной точкой для британского движения аболиционизма, французские юристы, выступавшие в судах-парламентах, своим пером начали битву, которую Тома-Александр и Сен-Жорж со временем продолжат клинком.
Эта борьба стала возможна благодаря идее о том, что Франция – страна свободных людей и что на ее территории никого нельзя против воли превращать в раба. Концепция восходит к туманной эпохе возникновения французской нации. А применять ее к рабам, прибывающим во французские порты, начали в конце шестнадцатого столетия. Впрочем, один эпизод в конце семнадцатого века (как раз в тот момент, когда Французская империя входила в пору расцвета, а использование рабского труда негров стремительно набирало обороты) создал прецедент и дал начало юридической битве за «принцип свободы» – целой эпохе, которая продолжалась до самой Революции. Речь идет о случае, когда Людовик XIV, Король-Солнце, лично признал, что чернокожий раб получает неоспоримое право на свободу, как только ступает на французскую землю.
Это произошло в 1691 году. Двое рабов сбежали от хозяина на Мартинике и спрятались на борту
Знаменитое высказывание Короля-Солнца «L’État, c’est moi» – «Государство – это я» – прозвучало, как предполагается, в разгар спора с Парижским парламентом. Людовику XIV и правда удалось в значительной степени подчинить парламенты себе. Впрочем, после его смерти в 1715 году суды «старинного благородного права» вновь заявили о себе, и важнейшие правительственные нормы принимались не по королевской прихоти, но скорее на основании тщательного изучения французского «обычного права». В отличие от современной юридической системы Франции, отталкивающейся от Кодекса Наполеона, система Старого порядка в очень значительной степени зависела от прецедента: страной управляли принципы, выведенные юристами путем изучения документов за сотни лет. В отсутствии законодательного органа вроде английского парламента, эти французские суды высшей инстанции не только толковали закон, но и писали его. Сегодня мы почти полностью забыли о влиянии и независимости судов эпохи Старого порядка.