Мой ласковый, мой нежный…. Азат Туктаров

      – Вот! Опять! Сбежал! Медом ему там что ли намазано!?

      Видно было, что ей обидно! То ли от напрасности стольких усилий, потраченных на изъятия этой существа из подсобки, то ли от того, что не смотря на ее трепетное отношение животное все равно упрыгало в сарай. Обнаружилось их проникновенное и чуткое к друг другу взаимонепонимание Она не понимала, чего его тянет в этот сарай, а козел не понимал, как она не знает почему его тянет в этот сарай?

      – Закавыка, однако! – использовал старинное русское слово булькающий Булсары Ибрагимович. Он единственный, как мухомор среди елок, краснел своей строительной каской, испачканной уже давно белой краской, среди присутствующих делегатов.

      Михасев и комиссия молчали, оторопело взирая на сарай с Дарьей и козлом внутри. Ну что тут скажешь? Женское нежное начало с козлиным нутром не справилось. Нужно было мужское, с сильными жилистыми руками, с мощью в теле, чтобы, наконец, взять этого козла и… Но единственный, кто на это тянул, был Сергеев, да и тот в случае выдачи ему табельного оружия и пол-литра водки.

      – Так, козла из здания надо изъять! – уверенно заключил Рено Аркадьевич, – кто пойдет?

      Стало ясно что сам он не может произвести сей подвиг в виду личного предназначения для руководства комиссией. Женская часть компании трепетно ждала героя. Дарья поглядывала на приезжих мужиков и хмурилась все больше и больше. Пауза затягивалась, только в сарае вовсю буйствовала козлиная жизнь. Неистовство натуры нарастало и продолжилось в течение пяти минут, потом оборвалось.

      – Ну что он там опять задумал? – Дарья огорчилась, всплеснула и уронила вдоль тела гибкие руки. Все затихло, только ветерок по-прежнему лениво пылил местами.

      «Родина слышит, Родина знает» запел нежный детский голос в наступившей тишине. Он пел так правильно и чисто, что все сущее и мирское, козлы, подсобки и филиал агрохолдинга, перестали быть сколь-нибудь значимым для слушателей. Аве Мария советского образца обращалась к светлой и высокой ноте не хуже баховской, шубертовской или вавиловской модификации. Украшенная детским голосом как у великого и несчастливого гения Робертино Лоретти песня пронзила все присутствующее аграрно-скотское пространство, поднялась над мычанием скота, над далеким стрекотом моторов, над гоготанием гусей и направилась к небу, где в облаках до сих пор возможно пролетал сын советской Родины.

      Сторож Сергеев первым пришел в себя от такой красоты, схватил поющий чудным голосом телефон и, благоговейно бросив Михасеву «Иван Константинович, завхоз наш на проводе!», пошел в сторону от начальника для тайных приватных переговоров. Но успел произнести в телефон только свое особенное «Халло»на иностранный манер.

      – Ты куда это? А ну ка дай его сюда! – Михасев протянул начальственную руку. Охранник чуть подумал и решил не гневить большое руководство. Он отдал трубку Рено Аркадьевичу и встал недалече для прослушивания и переживания предстоящего разноса.

      Мобильник в руках Рено Аркадьевича, как