Отрадное. Владимир Авдошин
Мы не строим.
Но она не смогла удержаться. Она должна была сказать всё, что у нее накопилось в душе после смерти мужа, после остракизма хозяев съемной, после отчуждения родни мужа. Она должна была обязательно кому-нибудь это сказать. И она сказала:
– Вот я и хотела. Мне бы хоть какую-то маленькую комнатку. Правда, хоть очень маленькую.
Но он, не повышая голоса, повторил:
– Мы не строим.
Но она не могла остановиться. Как это? Столько мучений сюда прийти, отсидеть очередь и для того, чтобы тебе это сказали?
– Ну, правда, поверьте, мне очень надо, ну хоть самую малюсенькую, – попросила она.
– Мы не строим, – не повышая голоса, сказала человеческая фигура, напоминающая невозмутимую статую.
Тут её кинуло в жар.
– Что же мне тогда делать?
– Обратитесь на свою работу, – всё так же невозмутимо и тихо продолжал инспектор.
Ей хотелось сказать ещё много чего такого, что таилось в её душе и что до этого она не хотела говорить. И как ей было тяжело хоронить молодого мужа и как ей невыносимо теперь жить одной и что сын её неизбежно оказался в одиночестве. Но она вдруг поняла: вот, правильно говорили девки – в исполком ходить – сколько нервов нужно, а итог всегда один – ты разговариваешь со стеной.
И она, забыв про заявление на столе и его голову как залежалое яйцо, пошла разъяренная, как лев, и сраженная, как лань, в своей жажде социальной помощи. И шла домой после исполкома долго, специально не напрямки, а по шоссе, чтобы выпустить пар, так сказать. Подойдя к дому, решила не сдаваться. Какой черствый человек! Надо ехать на работу, просить там комнату. Не сдаваться.
Ну и поехала к себе в депо.
Там, в кабинете начальника, как-то по-особому пританцовывая, маленький человечек с улыбчивым лицом и детской лопаточкой на рабочем столе сажал на противень рассаду помидоров.
– Вы ко мне? Слушаю. Говорите. – Не отвлекаясь от работы и не смотря на нее, произнес он. – Слушаю, слушаю, не тратьте свое и мое время.
– У меня муж был, а потом он погиб. А свекровь на меня взъелась и хозяйка на съемной попросила меня выехать, а мужчина, с которым я начала жить для помощи и воспитания ребенка не захотел мне помогать социально, и мы с ним расстались.
– Да? Муж умер. Дальше, – напомнил он, прорыхляя канавку между двумя грядками.
– А мы с ним снимали комнату.
– Да. Снимали. Дальше. – Так же не глядя в её сторону, но восхищенно на саженцы. – Вопрос! Вопрос!
– Что-что? – не поняла она.
– В каждой ситуации должен быть вопрос. У вас какой вопрос ко мне?
– Теперь я одна, снимать не могу. Что мне делать?
– Вот. Видите? Вы дозрели до вопроса. Это уже хорошо. Но у вас он поставлен некорректно. Нельзя начальника ошарашивать глобальным вопросом «Что вам делать?» Вы должны, прежде всего, сузить его до своей теперешней ситуации и добавить некоторых деталей для совместного решения со мной.
Она ничего не поняла, но, глубоко вздохнув, выпалила про вчерашнее:
– Я написала заявление в исполком