Краски серых переулков. Aledrova A.
с машиной, сворачиваю продырявленный шланг на крюке. Выдохнув с облегчением, отправляюсь за наградной сигаретой, вкус которой уже ощущался на пересохших губах. – Его тоже позови, – улавливаю и почти спиной ощущаю, что фраза адресована мне.
– Неужели меня? Какая честь, – бросаю не без смачной доли сарказма и скрываюсь в помещении.
Через пару минут слышу, как Рома отъезжает, и выхожу на улицу, затягиваясь. Вадик что-то строчит в телефоне, но закончив, обращается ко мне.
– Рома пригласил вечером за город, отмечать. Поедешь?
Недолго думаю, взвешивая все «за» и «против», и понимаю, что киснуть в мастерской в одиночку не хочу, если есть возможность развлечься, пусть и выуживанием нервов.
– Иду, все лучше, чем без дела сидеть.
– И трезвым, забыл добавить, – Вадик коротко смеется, пока я глубоко затягиваюсь, в молчании созерцая пасмурное небо. – Ну и чего задумался?
Видя, что я никак не реагирую на вопрос, пускается в рассказ о нынешней жизни Ромы и тревожит мою память. Припоминаю я этого паренька. Постоянно пытался вывести меня из себя. Ему моя нервозность доставляла несказанное удовольствие. Может, это его даже смешило, и я походил на придворного шута.
Мерзкий тип, но я не лучше.
– Да, вы вообще не могли рядом находиться, – друг будто слышит мои мысли и серьезным тоном просит не трогать его и, по возможности, не пересекаться. – День рождения все же.
– В больнице к хирургу можно без записи и очереди по такому поводу пройти, – острю сортирными фразами, но ощущаю, что продолжать разговоры о Роме тошно. Не дав Вадиму продолжить, тушу окурок об урну и предлагаю поесть. – Лапша осталась, вроде бы даже с мясом, если я его не выел. И будет неплохо, если к ней достать темного.
– Намек понят, – Вадик ежится от холода, поправляет капюшон бушлата и застегивает молнию доверху. – Ну и холодрыга же, – бросает, перед тем как скрыться из вида.
Отогревшись, достаю из холодильника лоток с приличной порцией лапши и неприличной порцией мяса.
– Понял, все-таки съел, – почесав подбородок и попутно заметив трехдневную щетину, осматриваю верхнюю полку, откуда сиротливо выглядывают вчерашние нагетсы.
Отправив еду в микроволновку, не нахожу ничего лучше, чем прибраться на самодельной кухне, задетый фразой Вадика. Стало неприятно от беспорядка в своей обители, в которую так стремился впустить чувство жизни. Не без помощи друга, конечно.
Когда Вадик понял, что постепенно я перебираюсь сюда жить, то предложил купить электроплитку. Вечно питаться сухой едой из магазина было невозможно, а подкармливать меня, как бездомную собаку, у него не было ни умения, ни сил, ни желания.
Дома я перестал появляться уже давно, так что даже не знал, есть ли там электричество. Не думаю, что отец в состоянии за него заплатить.
При воспоминании об отце в горле застрял ком, который я недавно пытался отогнать сигаретой. Плечи сами собой каменеют, а кулаки сжимаются: тело протестует и закрывается от воспоминаний об этом человеке.
– Козлята,