Тени кафе «Домино». Эдуард Хруцкий
дворник?
– Ждет.
Тыльнер подошел к машине.
– Приехали. А вы, Василий Алексеевич, подождите, – сказал он эксперту.
Из кузова спрыгнули четверо.
Они вошли в подъезд некогда весьма богатого доходного дома.
Навстречу вышла странная личность в рваном обрезанном армяке, валенках, но в фуражке с галуном.
– Вы дворник?
– Я.
– Мы из уголовного розыска.
– Из сыскной, значит. Понимаем.
– Кто живет в пятой квартире?
– Когда-то там проживал писатель граф Толстой, а нынче какой-то комиссар.
– Почему комиссар?
– так в кожаной тужурке ходит и в фуражке со звездой.
– Понятно. У вас есть запасные ключи?
– Как не быть, имею.
– Дайте их нам.
– Я-то дам. Мне что, раз из сыскной просят, но у них два запора, я дрова заносил, видел. Здоровые щеколды.
– А на черном ходу?
– Не видел, не знаю. Там дверь досками заколочена.
– Пошли посмотрим.
На черной лестнице сидел агент второго разряда Соловьев и два милиционера.
– Все спокойно, товарищ Тыльнер.
– Пошли.
Дверь, действительно была заколочена крест-накрест досками.
Тыльнер подошел, дернул доску и она отъехала в сторону.
– Господи помилуй, – дворник перекрестился.
– Старый номер, доски на петлях. Соловьев, зови оперативников. Сам с Ефремовым и милиционерами к парадным дверям.
В квартире, обставленной когда-то красивой мебелью из карельской березы двое Борис и Виктор, ужинали.
– Борис, а как ты попал в квартиру графа Толстого? – спросил Казаринов.
– Виктор, ты давно уже не был в Москве, твоя наивность поражает меня. Когда большевики переехали в наш стольный город, я в ихнем Совнаркоме у хорошего человека за бутылку спирта выменял бланк с печатью и подписью самого Ленина. А дальше дело техники, напечатал ордер на заявление и вот я здесь.
– Мебель жаль. Такую красоту испортил.
– До меня здесь жил революционный матрос, он-то и загадил стол. Видишь следы? Горячую сковородку ставил, чайник тоже. Чинарики о мебель гасил. Сволочь и мерзавец. Но я последний день в этой квартире. Наших повязали в Твери, значит и до меня доберутся. Но тебе устроиться я помогу.
– Спасибо, Боря. Но у меня есть, где голову преклонить.
– Папенька с маменькой?
– И дядя с теткой.
– А как ты жил в Крыму?
– Неплохо. Ты помнишь, дядя отбил меня от военной службы в четырнадцатом году и пристроил в киноотдел Скобелевского комитета. Печатал рассказы в журналах, военные агитки. Потом меня Толдыкин пригласил в свое киноателье. Так я стал кинописателем. И представь, встречаю в Симферополе Толдыкина, они там фильму снимают, да не только они. Из Питера, Москвы, киноателье штук семь. Работа была, деньги тоже.
– Да какие там деньги.
– Не скажи. Я часть империалами получал.
– Это дело. Что же ты не рванул с ними за кордон?
– Не знаю.
Виктор закурил.
– Когда