Дом Живых. Павел Сергеевич Иевлев
презрительно фыркнул табакси. – Нормальный текст. Нюхопёс, когда начинает задвигать про свою ногу, то всех вокруг реально кроет. Хошь не хошь, а монетку отдашь. Рэперы однажды станут знаменитыми, как Мья Алепу!
– Мья была оперной певицей. Это высокое искусство.
– Вот увидишь, лысень, улица ещё придёт на сцену!
– Упаси нас Вечна, – фыркает Полчек, – так что там с ногой у твоего Нюхопса?
– Ну, так-то с ногой у него всё норм, но монету он сшибает как одноногий.
«Подайте ветерану Диаэнкевала,
который врагов Корпоры завалит,
На заклинание регенерации,
чтобы враги остались в прострации…»
Котик снова задёргался.
– Это сколько же ему лет должно быть, если он Диаэнкевал брал? – удивился Полчек.
– Ничего он, конечно, не брал, кроме денег! И деревянная нога – иллюзия. Но когда он начинает читать, никто устоять не может. Талант!
– Ладно, давай к делу, блохастый.
– Чо сразу «блохастый»? – нервно почесался табакси. – В общем, Нюхопёс был в ударе, я прям заслушался. А одна девица аж сомлела: побледнела вся и по стеночке, по стеночке – брык! И озябла. Нюхопёс к ней, а она как заверещит! Тут у него нога деревянная и исчезла. Я уж думал, ему щас навешают, но тут такое началось! Все иллюзии, какие были на променаде, как дракон языком слизал! В таверне матросы как увидели, что им Старый Гориг вместо пива наливает, а главное – откуда… Сразу всем стало не до Нюхопса с его ногой.
– А что за девица?
– Да какая-то, – отмахнулся котёнок. – На птаху по одежде похожа, только совсем молодая.
– И куда она потом делась?
– Без понятия, лысень. Гони мои куспидаты.
– Ты хотел десять?
– Хотел. Но ты же не дашь?
– Десять не дам. Но могу докинуть парочку.
– Пять!
– Не наглей. Три.
– Три и половину!
– Три и подзатыльник.
– Ладно, три, жадюга.
***
Табакси не так хороши в поиске, как овлинги или двоедушники, но перепуганная девушка оставила за собой такой отчётливый след паники с ноткой безумия, что уже через полчаса вздыбивший шерсть на загривке котёнок уверенно показал рыжей лапой:
– Там она!
Прибрежная таверна из самых распоследних, дыра дырой, место, где с одинаковой вероятностью зарежут как за кошелёк, так и за его отсутствие, стоит на сваях над водой, но её край заходит на берег. Между дощатой платформой, образующей скрипучий пол таверны, и песком грязного пляжа осталась тёмная узкая щель. Полчек присел на корточки и заглянул. В узком замусоренном пространстве сильно пахнет йодом, гниющими водорослями, пролитым пивом и тухлой рыбой. Девушка забилась так далеко и свернулась так плотно, что никак не достать. Глаза закрыты, колени прижаты к подбородку, дыхания не слышно.
– Она жива вообще?
– Живая, – кивает табакси, – просто обмерла с перепугу.
– Лезь за ней.
– Эй, – возмутился котёнок, – на это