Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора. Иван Рерберг
не видел, забирался на кресло и там спал. У кресла была сломана одна ножка, и ее приходилось подставлять, когда днем в него кто-нибудь садился. Очевидно, ножка кресла была плохо прилажена или просто лежала рядом, и сон Шарика был прерван падением кресла, пес очутился на полу. Он так был озлоблен или испуган, что стал рвать мягкую обивку кресла, и на утро пол был покрыт волосом и мочалой, кресло же пришлось убрать на чердак как негодное для сиденья.
Я буду несправедлив к памяти другой нашей собаки, если не скажу о ней несколько слов. Позднее у нас появилась большая черная собака, помесь с водолазом, по кличке Мильтон; кажется, эту собаку подарил нашему повару мясник. Мильтон прямо обожал Шарика и готов был для него на всякие жертвы, а Шарик, как более умный, этим пользовался. Когда появлялись чужие собаки, то Шарик бросал на Мильтона многозначительный взгляд и устремлялся в бой, но как только здоровенный Мильтон ввязывался в драку, Шарик удирал. Хорошо, что Мильтон всегда одерживал победу, и когда побежденные собаки начинали удирать, Шарик появлялся снова из-за угла и преследовал бегущих с громким лаем, а затем возвращался с веселым видом, очевидно, приписывая победу себе. Когда собаки получали от повара по кости, то Шарик, не доевший свою, отправлялся смело к Мильтону и чуть ли не изо рта отбирал у него кость, и Мильтон, дружески ворча, ему уступал. Нас, детей, это всегда возмущало, и мы отнимали у Шарика кость и возвращали ее Мильтону, который, опустив голову и хвост, сконфуженно шел в укромный уголок и догладывал свою порцию.
Нашу дачу в Сокольниках я помню только в течение одного года или двух лет, а затем мы жили на даче близ села Троицкого. Это было старое имение Голицыных, и мы занимали часть длинного каменного дома, очевидно, переделанного под жилье из большой прежней оранжереи.
Первая большая комната была высотою около десяти аршин, с громадными окнами, затем шла анфилада других комнат, которая кончалась деревянной террасой. С другой стороны также были комнаты, но меньших размеров и с несколькими выходами. В этих комнатах помещались кухни, кладовые, частично они были заняты домашней прислугой.
Перед домом был пруд с карасями, лягушками и ужами, а за домом – большая лужайка, покрытая цветами. С одной стороны дома протекала река Пехорка, запруженная на мельнице села и потому довольно широкая. В реке была масса рыбы всевозможных пород, и под руководством моего старшего брата я с малых лет стал большим любителем рыбной ловли на удочку. «Записки об уженье» Аксакова были нашей настольной книгой, и мы детально были знакомы со всеми породами рыб, практически изучили, в каких местах реки они водятся, как клюют, как надо их ловить и прочее.
Я бы и сейчас с удовольствием сел с удочкой на берегу небольшой уютной речки и наблюдал за поплавком так же внимательно, как рыболов на известной картине Перова.
Я бы и сейчас с удовольствием сел с удочкой на берегу небольшой уютной речки и наблюдал за поплавком так же внимательно, как рыболов на известной картине Перова.
Помню