Любовь дарующие: рассказы о любви, надежде и мурчащих котах. Людмила Лаврова
а так, полушепот. Она немного отдышалась и закричала громче. – Мишаааа! Да где ж ты есть-то?!
– Что? Что ты кричишь, Поля? – из-за недостроенной новой бани показался Михаил Иванович, местный егерь и сосед Пелагеи.
– Беда, Миша! Выручай!
– Да что случилось-то?
– Пойдем, по дороге расскажу! Григорий опять там лютует.
Михаил вздохнул и махнул Пелагее на калитку. Догоню, мол. Он быстро сполоснул руки и накинул на плечи куртку. Осень была в этом году ранняя, ночью уже и подмораживало. Граф запрыгал вокруг, пытаясь поставить лапы на плечи хозяину, заглядывая в глаза, но Михаил шуганул лайку и примкнул поплотнее калитку, чтобы собака не выскочила следом, а то ищи ее потом.
Пелагея уже маячила почти в конце улицы, и он прибавил шагу. Непонятно, чем там все сегодня обернется, надо поспешать, а то ведь, неровен час, Григорий по этому делу натворит непоправимого.
Крики слышны были еще за несколько домов, и Михаил понял, что дело в этот раз посерьезнее, чем обычно. Кричала Марья, ревели на разные голоса детишки.
– Всю жизнь ты мне переломила! Если мне не жить, то и ты не будешь…
Михаил успел как раз вовремя, чтобы перехватить руку Григория с молотком, который уже готов был опуститься на голову Марии.
– Ты что творишь? – голос Михаила загремел так, что Григорий присел от неожиданности.
Сам немаленького роста и комплекции, он совершенно потерялся рядом с могучим Михаилом Ивановичем, которого за спиной в деревне называли «Косолапый». С ногами у него все было в порядке, просто его могучее сложение и огромный рост невольно наводили на мысли о хозяине леса.
– Иваныч! Не лезь! Не могу больше! Мочи нет жить так!
– Как так? Ты просохни, потом охать будешь! Смотри, детей всех понапугал, изревелись просто!
Григорий осел на землю и застонал, завсхлипывал:
– Она столько лет меня обманывала, может, и дети не мои вовсе…
Михаил сжал посильнее руку Григория и отобрал молоток, зашвырнув его подальше в кусты малины. Потом повернулся и глянул на Машу, которая стояла у забора, слегка покачиваясь и глядя в одну точку, обнимая одной рукой старшего сына, а другой проводя машинально по волосам, пытаясь поправить несуществующий платок.
– Маша, Машенька! – почти ласково позвал Михаил.
– А? – Маша перевела взгляд на него и как будто очнулась. – Ты что-то спросил, Иваныч?
– Ты как?
– Ничего, я ничего… Дышать только больно, он меня о косяк…
– Дарья приходила? – нахмурился Михаил, глянув на понурившегося Григория.
– Да…
– Снова-здорово… Предупреждал ведь ее! – Михаил сжал кулаки, но потом опомнился и подхватил на руки младшего сына Григория и Марии. – Привет, Алексей Григорьич! Напугался?
– Дааа… – все еще всхлипывая, отозвался трехлетний Леша.
– Ну все уже, не реви. Папка успокоился, мамка твоя в порядке. Сегодня уж не будут ругаться. Так? – он грозно сдвинул брови, глядя на Григория, который только устало кивнул. – Видал? Смотри, что у меня есть! – Михаил запустил руку в карман и выудил оттуда горсть конфет-леденцов.
Чумазая мордашка Лешки расцвела улыбкой, и он двумя руками сгреб конфеты и закричал сестрам:
– Нате!