Майор Проскурин. Слово о полку Павлове. Сергей Гордиенко
На перрон свалились два тела, а я наскочил на выдавшего меня и вдавил ствол в засаленную бороду:
– Шалишь, паскудник! Может, ты и есть ахфицер в солдатёнской шинелишке, а на меня указывашь?! Хошь пальну промеж ноздрёв? – не успел ответить, как я выбросил его на платформу. – Ишо имеютси падлюки оговорить пролетария?
Ответом было молчание до самого Киева, куда мы дотащились к полудню. Вокзал был загажен окурками и переполнен серо-шинельной толпой. Повсюду кумачовые тряпки: Все на борьбу с царскими опричниками, казаками! Долой помещиков и капиталистов! Земля и воля трудовому народу! Смерть калединцам!.. На скамейке лежала газета “Известия Киевского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов”. “Корнилов сбежал из Быхова, собирает армию золотопогонников с кадетами… смерть наглым белогвардейцам… отрубим голову гидре контрреволюции, уничтожим казачьё…” Я купил фунт чайной колбасы и отправился к генералу графу Келлеру. Он когда-то служил у самого Скобелева, а на австрийском фронте считался первым кавалеристом. Император лично вручил именную шашку с тёмно-оранжевым темляком, назвав графа “первой шашкой России”.
Две прилично одетые дамы, столкнувшись со мной на углу, испуганно воскликнули:
– Bon Dieu! Quel horreur!
– Mesdames, je vous remercie infiniment! – ответил я, довольный, что мой внешний вид соответствовал задуманному.
Дамы, ещё более озадаченные, на мгновение замерли и быстрым шагом перешли на другую сторону переулка, а я вошёл в подъезд и нажал круглую кнопку электрического звонка. Дверь едва приоткрылась и на меня из-под густых бровей подозрительно посмотрели тёмные глаза.
– К Его Сиятельству, – произнёс я, выпрямив спину, и стукнул каблуками грязных сапог.
– Отправляйся на кухню через двор! Похлёбка и ломоть хлеба, более не проси! – дверь захлопнулась.
На кухне весьма нелюбезно приняли повар в белейшем колпаке и фартуке, судомойка в цветном платье и вестовой в отглаженной форме с натёртой до блеска медной бляхой. Повар с судомойкой не спускали глаз, чтобы не украл продукты, а вестовой строгим взглядом давал понять, что у меня пара минут влить в себя суп и засунуть под шинель ломоть хлеба. Но к еде я не притронулся.
– Рекомендательные письма для графа! – отчеканил ледяным тоном, протянув ему конверт. – И не вздумай вскрыть, шельмец!
Его глаза вспыхнули гневом. Попытался грубо ответить, но передумал и молча удалился. Повар, узнав во мне человека не низкого происхождения, завёл приятный разговор.
– Его Сиятельство ожидает Вас, – вернулся вестовой.
Граф сидел в массивном дубовом кресле за не менее массивным столом под тёмно-зелёным сукном. Чувствовался запах рижских сигар Рутенберга.
– Здорово, братец!
От его высокой, статной фигуры веяло чем-то средневековым, рыцарским, породистым и благородным, взгляд волевой, а голос как дамасская сталь. Широко улыбнувшись, протянул мне руку.
– Вид хоть куда, а колбасой и заячьей шапкой несёт от самой двери.
– Здравия желаю, Ваше Сиятельство! Рад стараться!
– В письмах твоих спрашивают, как отношусь к событиям…