Немилосердные лета. Наталья Аришина
ой прихожей она по ходу медленного движения навстречу мне упала в мои руки, в полминуты умерев.
Эту книгу мы складывали вместе, поскольку я знал каждую букву, ею написанную. За несколько десятилетий моей писанины про стихи я практически ничего не сказал о ней. Не получится и сейчас.
Мы с ней дожили до такого состояния, что если я о чем-нибудь молча подумаю, она скажет вслух. Со стихами не то же самое. Стихи возникают неожиданно и совсем не так, как ты бы мог предположить. Ахматовская домработница, бывало, поймав хозяйку на стихосочинительстве, говорила, что Анна Андреевна гудит. Ходит и гудит. Наташа тихо уходила в себя, в угол пещеры, в домохозяйство, в готовку еды, в одинокую прогулку. Стих был порождением сокровенности.
В начале нулевых мы перенесли общее несчастье – потерю молодого сына. Надо было держаться, она выстояла, не впав в стиховую истерию.
На ее отпевании батюшка употребил слово «праведница», это наверняка входит в общий канон, но в данном случае было в точку. Более бескорыстного создания я не знал. О безоглядности ее самоотдачи знают многие. Все это входит в состав ее стихов.
Шестьдесят лет нашего супружества мы отметили в 2022 году, она веселовато откомментировала: «Так долго не живут!», высокодрагоценный эпитет свадьбы мне неведом, но я помню, кто были любимыми ее поэтами в пору нашего начала. Жуковский и Лермонтов. Я полюбил ее за стихотворение «Сочельник», написанное ею в пятнадцать лет. Это было у нее отдельно от цветаевских экскурсов в немецкий романтизм.
Книга эта – не финально-всеобъемлющий отчет литератора о своей работе. Мы застали автора в процессе. Может быть, элемент финиша не чужд самоощущению поэта. Но процесс был прерван. Свет внезапно пропал. Ищем в сумерках.
Итоговым изборником – книгой всей жизни – она считала «Общую тетрадь» (2019), книгу емкую, но далеко не полную. Сама у себя она насчитывала восемь книг. В «Общей тетради» одна из глав-тетрадей – шестая – оговаривалась как незаконченная. Теперь она заканчивается.
Она была смущена наработанной мастеровитостью, лишним знанием технической стороны нашего дела, ее влекла нечаянность, непредумышленность. По природе она была простодушной и знала об этом, в сердцах именуясь простофилей.
Но она не собиралась стоять на одном месте, движение вперед требовало пребывания в форме. Ей никогда не давали ее лет. Она росла и знала об этом. В данной книге разный материал. Кое-что уже опубликовано – некоторые стихи и проза. Над композицией книги она сама не работала, но обдуманно заранее сделала несколько файлов, правильно связать которые пришлось без нее. Более того, она вообще не надеялась на выход новой книги в обозримом времени.
Заходя в зрительный зал на какое-то зрелище, она сразу же садилась где-то в задних рядах, подальше от сцены. За место под солнцем не билась, пряталась в кулисах. Когда ее небеспочвенно называли красавицей, она уводила ситуацию в область юмора.
Она не любила называть себя поэтом. Когда-то Владимир Соколов написал «Мне нравятся поэтессы», на мой взгляд, вещь полемическую относительно юморески Саши Черного «Она была поэтесса».
Она была поэтессой.
Она засвидетельствовала абсолютно внутренний мир человека этих немилосердных времен.
Начнем со стихотворений очень личных, по сути – автопортретных.
Вступление. Три стихотворения
Миражи
И. Ф.
Обманутой в такие времена
не стыдно быть. Прощу любой скотине.
Не причитать же: в чем моя вина?..
Плюнь, разотри. Сокроемся в пустыне!
Ее увековечим. Золотой
бархан восточный станет нашим домом
единственным. Пока еще пустой,
молчит и ждет в пространстве незнакомом.
Так хороши весною миражи,
и звезды укрупняются во мраке,
и, Господи, особо закажи:
на всю округу – маки, маки, маки.
Не совестно, что я безумно жить
хочу бесценный дней моих остаток?
Не уповать, не спорить, не сорить
и на челе безоблачном носить
достоинства бесспорный отпечаток.
Шумит Платан
И. Ф.
Шумит платан, закрывши полдвора,
дворняга бродит, волоча оковы.
Ловя пустопорожний звон ведра,
идут на мойку пегие коровы.
Лишь я живу во времени ином.
В моих часах не двигаются стрелки.
Их заводить не стоит перед сном,
к старухам выходя на посиделки.
Их заводить не стоит на заре,
к античности спускаясь на раскопки,
туда, где пшат – в шуршащем серебре,
а бабочки мечтательны и робки.