Злая девчонка. Виктор Лановенко
мужчин я люблю только папу. Когда пишу ему в тюрьму, стараюсь не жаловаться, чтобы он не огорчался. Ему там без нас не сладко. А про маму вообще помалкиваю. Поэтому письма получаются короткие. Между первой строчкой «Здравствуй, дорогой папочка» и последней строчкой «Милый папочка, я тебя крепко обнимаю и целую сто раз» и писать-то нечего.
А вот остальных мужчин я презираю и ненавижу. И молодых и старых. Чем бы они там ни занимались, хоть по телику выступали, хоть подметали улицу. У всех на уме похоть и похоть. Только некоторые скрывают это скотское желание, а у других оно написано на морде. За километр видно.
Хотя нет, вспомнила. Кроме папы есть еще один хороший мужчина. Это Зин Зиныч – вернее, Зиновий Зиновьевич. Когда мама работала начальником цеха, он был у нее каким-то наладчиком, что ли. Мы с ним иногда видимся. Он вместо приветствия всегда произносит:
– Ну что, Светлана Анатольевна, поговорим за жизнь?
Но Зин Зиныч – исключение. Он уже старый. И знает меня с пеленок.
Что касается мамы, то здесь все непросто. Да, я люблю ее. Вернее, любила. А теперь во мне поселился маленький вредный наблюдатель, у которого одна задача – пристально всматриваться в маму и каждый день отыскивать в ней все новые и новые недостатки. Это легко делать, потому что мама разрушается на глазах. Из красивой, веселой, элегантной женщины она превратилась в неряшливую пьяницу в грязном халате, застегнутом на одну пуговицу. Иногда я стараюсь придумать ей оправдание. Отыскать причины, которые завели нас в это болото. Но мама причины скрывает, молчит, над этой темой у нее висит табличка с надписью: «Табу».
Тогда я затеваю собственное расследование. Хотя какое, к чертовой бабушке, расследование? Домысливание. Я беру факты с потолка, и у меня получается очень несимпатичная картина: выходит, что во всех наших бедах виновата сама мама. Это она где-то прокололась, допустила роковую ошибку, и наш бизнес пошел ко дну, как большой и красивый пароход «Титаник». А папа отправился в тюрьму. Да, это виновата мама. Потому она и пьет.
В последнее время я физически ощущаю, как любовь к маме, еще недавно заполнявшая мое сердце, – эта любовь вытесняется неприязнью к ней и злом на нее. Каждый день зло и неприязнь занимают все больше и больше места. А любви скоро не останется ни капельки…
2
После лицея мама устраивает меня в школу № 18. Это рядом с домом, тут идти вразвалочку всего пять минут. Преимущество в том, что никакой машины не надо. Тем более что теперь машины у нас нет. Никакой. Но расстояние – это единственное преимущество. Все остальное – мрак.
Сама школа, как строительная конструкция, она нормальная, не хуже других. А вот атмосфера или, как принято называть в лицее, среда обитания – она никудышная, напоминает подъезд нашей «хрущевки», дышать невозможно. Те ребята, которые здесь с первого класса, они ничего не замечают, эта атмосфера для них родная. А для меня здешний воздух – яд.
Первое время на меня никто не обращал внимания, как будто я человек-невидимка. Может быть, в этом была доля моей вины,