Со всеми наедине: Стихотворения. Из дневника. Записи разных лет. Альмар. Александр Гельман

      Если я с тобой не дай бог разведусь,

      я на себе тут же сразу женюсь,

      буду сидеть рядом с собой,

      как сидят обычно с женой,

      буду рассказывать мне о себе,

      о том, как я счастлив в новой семье.

      Какое чудесное времяпровождение —

      считать волосы

      на голове любимой

      и знать, помнить всю жизнь,

      сколько их насчитывается,

      быть единственным на свете мужчиной,

      кто не поленился это сделать.

      Теперь,

      когда я выпиваю пятьдесят грамм

      раз в три месяца,

      когда не осталось в живых почти никого

      из моих собутыльников,

      лежу – трезвый, скучный на своей кушетке,

      вспоминаю – где, когда, с кем,

      против кого, за что выпивали,

      с какой радостью,

      с каким вдохновением,

      с каким остервенением!

      Как нам нравилось это делать!

      Как мы ненавидели цензуру, начальство!

      Как мы обожали друг друга!

      Фу, черт – отворачиваюсь к стенке,

      чтоб от умиления не зарыдать, —

      у меня в памяти

      умершие помнят себя живыми.

      Вял мой мозг, вялостью дышит душа,

      все неинтересно,

      все уже было/перебыло,

      ничего не задевает, не напрягает.

      Но я знаю,

      душа нуждается в томлении скукой,

      в полной неподвижности любопытства,

      в необратимой бессмысленности любых усилий,

      и так опускаясь, опускаясь все ниже, ниже,

      на самое дно ничтожности,

      расположившись там, как дома,

      скинув с себя все одежки,

      голая душа

      (вы можете себе представить свою душу голой?),

      моя голая душа, усмехнувшись самой себе,

      одухотворенная, полная вдохновенных сил,

      неизвестно, непонятно откуда мгновенно взявшихся,

      вдруг взлетает и начинает творить бог знает что —

      в том числе вот это стихотворение,

      которым – не знаю, как вы – автор вполне доволен.

      О, великое предназначение скуки!

      Быть может,

      когда люди будут жить

      лет двести,

      они испытать успеют

      некий первозданный опыт,

      нечто такое, что приведет

      к невероятным переменам

      в предначертаниях судьбы.

      Я ощущаю эту нехватку

      непрерывной длительности жизни,

      чтоб опознать умом и сердцем

      недостающий узел смысла,

      без которого мы топчемся в трясине

      неполноты бытия.

      Хочу побаловать свое воображение

      напоследок,

      даю ему полную свободу —

      пусть накуролесит,

      напророчит