Аэлита (фантастическая поэма по роману А.Толстого). Леонид Ильич Михелев
месяца я был в Махновской банде.
Но, не ужился. Я же не бандит!
Поляков гнал в Будённого команде:
«Даёшь Варшаву» – конница летит!
Валялся целый год по лазаретам.
А вышел – очутился в мире этом.
Куда деваться? Как мне дальше жить?
Как жизнь свою разбитую сложить?
Тут девушка одна мне подвернулась.
Женился. Хороша жена моя.
Хотел бы, чтоб во мне не обманулась.
Мне жаль её. Ведь вся моя родня!
Отца и мать давно похоронили.
Обоих братьев на войне убили.
В деревне позаброшена земля,
а в городе я проживаю зря.
Прошу, Мстислав Сергеевич, возьмите
меня с собой на Марс. Я пригожусь.
Вы только мне сейчас не откажите,
я в самый раз на Марсе вам придусь»!
«Я очень рад,– промолвил Лось. До завтра!
Отрадно видеть – вы полны азарта!–
Красноармейцу руку подал он.–
Прошу считать, что ваш вопрос решён»!
Глава третья
Бесонная ночь
И вот, к отлёту было всё готово.
Два дня последних, словно миг прошли.
Для Алексея Гусева всё ново,
что вместе с ними улетит с Земли:
приборы, инструменты и одежда.
Такой добротной не носил он прежде.
Как управлять ракетой он узнал.
Сам Лось и рассказал, и показал.
Всё в аппарат, что нужно, загрузили.
В подушках полых масса мелочей.
Леса и разобрали, и сложили.
В углу двора, на груде кирпичей
часть крыши, что была над аппаратом.
Теперь его окинуть можно взглядом.
Назавтра в шесть назначили отлёт.
О чём мечталось, то произойдёт…
Затихло всё. Лось отпустил рабочих,
свет погасил. Сарай-ангар во мгле.
Последний раз на койке этой ночью,
он свой ночлег проводит на Земле.
Но Лось не спал. Лежал, закинув руки
за голову. И вновь былые муки
пронзили сердце, захватили в плен.
И снова череда прощальных сцен…
Постель, свеча, заставленная книгой…
Он в комнате, что тонет в полутьме.
Терзает сокрушительное лихо.
Видения проходят, как во сне.
Она в постели – самая родная.
Дороже человека он не знает.
Жена Катюша, милая, дыши!
Не уходи, голубка, не спеши!
А Катя дышит часто. На подушке
рассыпанные волосы её.
Она порозовела от удушья.
и, как ребёнок говорит своё:
«мне скрой окро, мне скрой окро скорее»
Что может быть печальней и страшнее?
Она ведь просит отворить окно,
а голосок неверный и смешной.
Под одеялом подняты колени.
Катюша уплывает от него.
А он готов на подвиг, преступленье,
чтоб только не покинула его!
Страшнее страха – жалость к ней, любимой:
родной и нежной, и неповторимой.
«Скажи, моя Катюша, что с тобой»?
Молчит.