Посторожишь моего сторожа?. Даяна Р. Шеман
ее пристроить. Нужно ее согласие, но я с ней, вот узнаешь, поговорю.
Надавив на Лизель, Жаннетт смогла устроить ее кондуктором в трамвае. Не зная, тяжело ли это – сама Жаннетт зарабатывала статьями в «Демократическом вестнике», – она советовала ей быть исполнительной на работе и обязательно помогать сыну, и хоть не забывать о нем – Лизель же так любила его раньше! И теперь Лизель ходила на работу и приходила отупевшей. Она уже была седа и в усталости своей страшна. Сын не мог привыкнуть к ней и, к собственному тайному стыду, испытывал к ее ранней старости юношеское отвращение. Понимая, что творится с ним, она старалась его не беспокоить. Дитер и счастлив был, что почти ее не видит; появлялась она поздно, спрашивала, позаботился ли он об уроках, довольствовалась сухими ответами и уходила к себе после скорого ужина, так как вставать ей нужно было рано. В нечастые выходные Лизель, ближе к полудню, выбиралась к знакомым, а по возвращении выпивала у себя в комнате, полагая, что сын ее об этом не знает. Нового своего пристрастия она стыдилась не меньше, чем он стыдился своего нынешнего отношения к ней. За коротким нетрезвым выходным она опять встраивалась в рабочую рутину, и, как бы ей ни хотелось избавиться от ответственности за себя и за сына, была на удивление терпелива.
В доме Марии было неспокойно: всем была недовольна Жаннетт, ругалась и иногда отвешивала подзатыльники племяннице. Та старалась как можно меньше времени находиться дома – убегала рано, чтобы успеть постоять с газетами перед школой, шаталась по дворам в поисках кошек, у Дитера и Лизель мучила фортепиано, а после снова бродила по улицам.
– С кем ты дружишь? С кем гуляешь? – тоном полицейского спрашивал он, когда она уходила на улицы.
– С девочками, – отвечала Мария.
Как-то она робко спросила, не хочет ли он погулять с ними.
– Чтобы сифилис отхватить? Совсем я, что ли?
– А что это такое? – полюбопытствовала она.
– Получишь – узнаешь.
– А тебе что? – с внезапным вызовом выкрикнула она.
– А, так знаешь? – в бешенстве выпалил он. – Так что в дурочку играешь?
Она не знала, а только обижалась, чувствуя что-то мерзкое, липкое за его словами.
– Ты со своими мальчишками гуляешь. Меня с собой не зовешь. А мне что?.. Мне хочется поболтать. Что в этом плохого?
– Они балуются. Тебе-то что в этой компании делать? Мне-то что, я не дурак, чтобы с ними, а ты же дура.
– Сам такой, сам дурак!
– Твои девчонки, научат они тебя – знаешь чему?
– Нет. Они милые и добрые. Не то что ты. Ты только и умеешь, что рявкать.
Желая отругать ее, теперь он промолчал. Ее искреннее возмущение успокоило его, он думал, что она опытнее, смелее его. Притворяясь знающим, он боялся, что болячки передаются через прикосновение, оттого в последнее время старался не дотрагиваться до Марии. Насмотревшись за компанию взрослых фильмов в кинотеатре на углу, он из благоразумия решил, что лучше начать ее образование, пока это не сделал