Мой друг Сибирцев. Виктор Вучетич
– не беспокойся, кони добрые, вытянут, сам отбирал. Кормите только получше – овса дадим.
Сибирцев достал клок газеты, огрызок карандаша и, низко склонившись над столом, производил какие-то расчеты. Выпрямился, вздохнул и сунул расчеты в карман.
Солнце ушло из окна, и в избе сразу стало темно, накапливалась тишина, и в ней уютно заверещал сверчок. Вернулись дед Игнат с Жилиным, долго сбивали снег у порога, стучали чем-то деревянным, словно натягивали обручи на пустую бочку. Зашли в избу.
– Порядок, – сказал Жилин, сбрасывая доху. – В деревне тихо. Все по избам печки топят… Про «хозяина таежного» тоже близкого слуха нет. Вот, – через паузу добавил он. – Нашли кое-что. С пяток ящиков есть, но без снарядов, пустые. Я так полагаю, – обратился он к Михееву, – не нынче бы ехать нам, Владим Васильич, а завтра. Еще по округе поискать, людей послушать. И чтоб тогда без остановки. Проскоком. С первыми звездами. А им бы, – он кивнул на Сибирцева с Сотниковым, – на двор не показываться. Кто тут народ считал, сколько прибыли, куда убыли?
– Наверно, ты прав, – подумав, согласился Михеев. – А ты что скажешь? – он повернулся к Сибирцеву.
– Думаю, Жилин говорит верно. Нам, брат, нет никакого резона петлять по селам в поисках снарядов. Одних ящиков мало. Нужны снаряды. Есть и у меня одна мысль. Скажите, Жилин, можно найти снаряды от трехдюймовки? Их нужно не больше двух десятков.
Жилин помолчал и вдруг усмехнулся:
– Надо, так сыщем.
Михеев даже привскочил, с маху хлопнул Сибирцева по спине.
– Умница!
– Тогда будем ждать, – Сибирцев встал, спросил у старика: – Как, дед, не стесним?
– Да живите, – словно бы отмахнулся он. – Шуму бы помене, и курить в сени ступайте. У меня завсегда травный дух.
Сибирцев виновато спрятал вытащенный было кисет. Михеев хитро подмигнул ему: так, мол, приучайся к порядку. Сам Михеев не курил.
8
Поздней ночью, подойдя к темному оконцу лешаковской заимки, Сотников осторожно постучал по ставне. Стукнул еще раз. За стеклом затеплился огонек. Послышались тяжелые шаги, и хриплый со сна голос спросил из-за двери:
– Кого это носит?
– Я, дед, – отозвался Сотников.
Загремела щеколда, забренчали какие-то засовы, и дверь отворилась. В тулупе, накинутом на исподнее, держа над головой керосиновую лампу, в проеме двери встал дед Лешаков.
– Это ты, Олеха, – утвердительно произнес он, словно давно ждал гостя и ничуть не удивился его приходу. – Проходи. Ай не один?
– У тебя спокойно? – вопросом на вопрос ответил Сотников.
– А какая меня лихоманка тронет? – Лешаков зевнул и широко перекрестил рот. – Вокруг-то тихо. Гостей нет… Ну, пришел, так зови своих. – Он отстранил лампу и пристально поглядел в темноту. – А коней-то вон туды заводите, в сараюшку, помнишь, поди, под сеновалом, да.
Помнил Алексей. Прятался на сеновале в ожидании Лешакова и Творогова. Ох, как помнил…
– Ну, давай, – махнул рукой Лешаков, –