Гой. Вячеслав Прах
механизм.
– А у тебя?
– Я тебе никогда этого не предложу. И еще, не вздумай барышника обмануть. Это непростые люди, они будут тебе улыбаться, дружбу с тобой водить. Ты принесешь однажды посудину с дождевой водой и потребуешь больших денег за нее, выдав за воду из реки Самсона, барышник выдаст тебе сумму, как договоритесь, на месте. Затем, через несколько дней, тебя найдут в овраге за градом. Ванак будет труп пожирать, да Катарсис тобой удобрять. Уже не первый раз было. Барышники – не те, с кем можно шутить. Защита у них серьезная. Верхи их поставили, верхи их и свергнут, когда придет час.
Еще один день в Катарсисе подошел к концу. За два дня здесь я прожил больше, чем за предыдущие полгода. В последнее время там, в Коробке, я старался не выходить из четырех стен без особой нужды. Хотел снова уйти в запой. Здесь каждый день – это целая жизнь. Может быть, прав Степан. Вот оно, счастие. Быть деталькой этой машины. Катарсис – живой, и каждый, кто думает иначе, тот рано или поздно сыграет в ящик, либо поймет, что сильно заблуждался на этот счет. Здесь не выживают те, кто не считается с ним. Его могут ненавидеть, бояться, уважать, проклинать. Сколько наших душ он принял. Но если не воспринимать его серьезно, не относиться к нему, как к живому механизму – нет, этого он не прощает. Похоже, что это величайший и в то же время самый простой секрет жизни и смерти здесь.
Ближе к полуночи дождь усилился. Все в граде набрали воды для себя и разлетелись по своим гнездам. Сегодня, проходя мимо собравшихся языками почесать непомнящих, краем уха услышал:
– Не нравится мне этот Данила. Непростой ключик. Темная душа. И не боится же в одиночку за дурой да цветами идти, – начал Гриб.
– Да, мутный он, – поддержал его Коля.
Этой не ночью я проснулся от выстрелов. Гриб, заступивший на пост, в кого-то палил, не жалея патронов. Весь град пробудился.
Когда я вышел на улицу, Гриб испуганно посмотрел на меня.
– В кого стрелял? – прямо спросил я у него.
– Там нелюдь. Не описать. Страшный, как диавол.
Еще он что-то пробормотал себе под нос, я не разобрал. Взял в руки свой лук и направился к тому месту, на которое он указал. В конце града. Никого.
Весь град собрался вокруг меня.
– Пикассо и Серега, заступите вместо Гриба.
– Понял, – сказал не художник, а просто рисовальщик всяких штук на земле, и они с напарником заступили на пост.
– А ты со мной пойдешь.
Гриб молча проследовал ко мне в комнату.
– Присаживайся на стул. Около окна.
Присел. На парне лица не было, ноги дрожали. Руки тоже. В глаза не смотрел.
– Что ты видел? Еще раз, и теперь более внятно и со всеми подробностями.
– Ничего подобного в жизни не видел. Страшно.
– Это нелюдь?
– Думаю, да. Какая-то демоническая сущность.
– Он передвигался на четырех или на двух?
– На двух.
– Не может быть, – сказал я. – Неужели костреб залетел в наши края.
– Не костреб это. Мне рассказывали,