В каждом доме война. Владимир Аполлонович Владыкин
А бабка смеялась, – заговорила шёпотом она.
– У вас много немцев – четверо? А у нас пятеро, все мордатые! Жалко, что некуда нам убежать. По улице патруль ходит. Ты как чувствуешь себя при них?
– Да как можно чувствовать – ясно, что очень плохо. К тому же лезут… но ничего – терплю. Хозяйничают, уже кур потрошат – наглые!
Гордей привлёк молча девушку, обнял, стал целовать влажную и прохладную от снега щеку.
– Да, какие шакалы! Скорей бы их погнали. Ты слышишь, где-то бабахают, может, идут наши полки, – сказал он, трясясь от холода.
– Ты куда меня тянешь? К скирде – зачем? Что, неужели мы спрячемся от них в соломе? – засмеялась Ксения, начиная упираться.
– Я не допущу, чтобы ты им досталась, я этого не выдержу и что-нибудь сделаю с ними. Ты смотри, перед ними не наряжайся, – нервно говорил Гордей.
Возле скирды с заветренной стороны, он принялся делать нечто дупла, а девушка стояла в ожидании, при этом поглядывая по сторонам. Впереди до самого горизонта простиралось голое заснеженное поле, лаяли глухо и отрывисто собаки. Снег продолжал идти умеренно, как-то задумчиво, снежинки, кажется, повисали в серо-фиолетовом небе и будто на одном месте кружились. Ксения не чувствовала холода, она была готова остаться здесь с Гордеем навсегда, вернее, пока немцы не уберутся восвояси. Но сами они теперь ни за что не уйдут, пока наши не выбьют их из посёлка, а это вероятно произойдёт не скоро, так как армия должна собрать достаточно сил для изгнания врага.
Слова Гордея о том, что он не допустит, чтобы она досталась оккупантам, Ксения расценила двояко. Он не допустил бы надругательства немцев над ней, которое недавно она так явственно представила, отчего испытывала леденящий ужас, что это может случиться дома во время их пьяного шабаша. А ещё немцы могли увезти в Германию и тогда бы они с Гордеем никогда бы не увиделись. И когда он сейчас с такой неудержимой рьяностью начал готовить для неё убежище, это выглядело по меньшей мере трогательно, а по большому счёту – наивно. Ведь они и здесь найдут их, уж тогда лучше совсем уйти из посёлка. Пока она так рассуждала, он вырыл в скирде большое отверстие, похожее на вход в пещеру.
– Давай лезь скорей сюда, – услышала она. Ксения оглянулась на хату, и ей померещилось, будто там кто-то смотрит на неё, и ей стало от этого жутко. Она пригнулась, потом на коленях вползла в черное логово, а Гордей ловко перелез через неё и загородил вход соломой. И стало совсем темно: они не видели друг друга. Но зато было ощущение безопасности. Она инстинктивно прильнула к парню, чувствуя, как гулко бьётся его сердце, как его рука проникает к ней под доху, отчего сердце замирает в сладком дурманящем ознобе и в глазах наступает тяжесть, они непроизвольно закрываются, хотя она и без этого ничего бы не увидела. Гордей подминает её под себя и целует, целует долго в губы, а рука слегка сдавливает упругую грудь и от каждого его движения ещё больше приливает