Дурка. Гектор Шульц
же? – не сдавалась мама. Она всхлипнула и присела на стул. – Вань. Может, ну, денег дать этой Татьяне Романовне? Вдруг передумает.
– Серьезно? – удивился я. – Нет, мам. Ты бы видела, как она скалилась радостно… Унижаться перед ней никто не будет.
– Правильно Ванька говорит, – ворчливо ответил отец, похлопав меня по плечу. – Не так все страшно. Выдюжит.
Я бы никогда не признался им, но мне было страшно. Однажды в школе нам показывали документальный фильм о психушке и её обитателях. Среди жутких грязных стен бесплотными тенями ходили люди. Вернее, то, что от них осталось… В их стеклянных глазах не отражалось совсем ничего, а с губ срывалось причудливое бормотание, которое изредка сменялось на визг. Тогда увиденное оставило неизгладимое впечатление, однако теперь мне предстояло самолично в этом убедиться. Все это развивалось так стремительно, что я мог лишь растерянно наблюдать за происходящим. Наблюдать и гадать, что меня ждет.
Утром я быстро позавтракал, сложил документы в рюкзак и, попрощавшись с родителями, помчался на остановку. До больницы ехать полчаса, поэтому надо было успеть до часа пик, чтобы не толкаться в переполненном трамвае.
Психиатрическая клиническая больница номер один находилась в знаковом районе нашего города. На Окурке, недалеко от Блевотни – частного сектора, в котором проживали в основном различные маргиналы, частенько попадавшие не только в милицейские участки, но и в саму больницу. Как и у всех знаковых мест города, больница имела и альтернативное название. Кишка.
Это был комплекс из длинных трех и четырехэтажных зданий, где нашлось место и дому престарелых, и районной поликлинике, и детскому дому, и самой психбольнице, стоящей поодаль от основных зданий и огороженной забором с колючей проволокой. Комплекс располагался вдали от жилых домов и рядом с мутной речкой, где любила купаться детвора Блевотни. К больнице вела раздолбанная дорога, превращавшаяся в жирное месиво в период дождей, а с наступлением темноты этот путь освещался лишь пятью фонарями, которые с трудом справлялись с темнотой.
Выйдя из трамвая, я сразу увидел вдалеке желтые здания больничного комплекса, к которым и направился вместе с редкими пассажирами, сошедшими на той же остановке, что и я. Все они, и мужчины, и женщины, были хмурыми и медленно брели вперед по разбитой дороге, огибая редкие лужи и участки с подсохшей грязью. Никто не разговаривал, никто не смеялся. Люди шли вперед с тупой покорностью, витая в одних им понятным мыслях и отходя в сторону, если позади слышался гудок машин.
Я прибавил громкость плеера и, когда в ушах зазвучали первые аккорды «Angels of Distress» моих любимцев Shape of Despair, прибавил шаг. Сначала надо найти отдел кадров и занести им направление из центра занятости. А там глядишь и провожатого дадут, чтобы самому не блуждать по Кишке.
– Господи, сынок, – простонала дородная тетка в белом халате, смотря на направление. Я робко улыбнулся и пожал плечами, понимая её удивление. – Тебя сюда как занесло?
– Как и всех, наверное, – хмыкнул я, осматривая