«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода. Вера Мильчина
Шаликов переводит как Союз, он уточняет под строкой: «Известный под именем Ligue». В примечаниях Шаликов сообщает, что словом «правительство» он переводит французское constitution, словом «посредник» – французское négociateur, словом «союзники» – французское confédéres, а словом «общество» – французское public [Жанлис 1816: 1, 12, 103, 133]. Между прочим, в этих лингвистических примечаниях Шаликова, комментирующих перевод выражений, в самом деле трудных для передачи на русском языке, встречаются яркие находки. Так, «fanatisme religieux» он переводит как «вероисступление» [Там же: 2, 56], хотя слово фанатизм присутствует в русском языке как минимум с начала XIX века и, в частности, многократно фигурирует в прозе боготворимого Шаликовым Карамзина. «Миньонов» (фаворитов) французского короля Генриха III он именует «ненаглядными», а в примечании напоминает, что речь идет о mignons [Там же: 2, 168]. А когда в оригинале встречается слово arrière-garde, он не только находит для него оригинальный вариант перевода, но и поясняет его происхождение. К словам «отрезать его сторожевой полк» сделано примечание: «Имея доверенность к ученому русскому воину, употребляю изобретенное им выражение, вместо арриер-гарда» [Там же: 2, 140]. Наконец, слово cousine в обращении Генриха IV к родственнице Шаликов переводит как «сестрица», но не забывает привести в примечании французский вариант [Там же: 3, 269]. Порой комментарий к переводу превращается в рассказ об исторических реалиях. Переведя словосочетание chambres mi-parties как «половинные камеры», Шаликов разъясняет под строкой: «Так назывался во Франции суд, в котором одна половина заседавших была Католической религии, другая Протестантской» [Там же: 3, 8].
В тех же случаях, когда переводческое решение не найдено или найти его невозможно, Шаликов честно в этом признается и воспроизводит французский текст. Так, о стихах королевы Наваррской он сообщает в примечании: «Как подобные стихи не принадлежат собственно к Истории, то не почтено за нужное переводить их» [Жанлис 1816: 1, 50]. К фразе из перевода о пасквилянтах, которые «делали из имени его [Генриха] самую оскорбительную переставку [sic!] слов», дает следующее пояснение: «Анаграмма. Для знающих французский язык выписываем ее: Henri de Valois, vilain Hérode» [Там же: 2, 14]37. А когда Жанлис в своем собственном примечании обыгрывает дословное значение словосочетания dame d’honneur и пишет об одной из придворных дам: «она была истинною dame d’honneur», – Шаликов поясняет в скобках, что «в переводе выйдет иначе: по-нашему Статс-Дама, а по буквальному переводу: дама чести» [Там же: 3, 163].
Наконец, и в переводе «Истории Генриха Великого» Шаликов не обходится и без примечаний не столько функциональных, поясняющих исторические реалии или варианты перевода, сколько эмоциональных. Жанлис пишет: «Изо всех честолюбивых Государей Филипп II наиболее унизил беспокойный и кровожадный дух завоеваний, ибо сей Король не был воином, и никакой личный блеск не покрывал несправедливости его предприятий»; Шаликов подхватывает – казалось бы, без особой нужды: «Франция имела, спустя 200 лет, своего Филиппа II, под именем
Генрих де Валуа, мерзкий Ирод (