Палитра его пороков. Анна Веммер
засовывает руку в барабан и достает зеленый стикер. Неумело разворачивает, а вот прочитать еще не может. Зато он видит, что на стикере написано слово «ластик».
– Отдай тете, она тебе прочитает.
Девочка доверчиво протягивает девушке стикер, и та делает вид, что читает:
– Ой, как тебе повезло, смотри, какой заяц!
Достает небольшого, но вполне милого мохнатого белого зайца, чем-то напоминающего персонажа «Алисы в Стране чудес». Недорогая, но вполне приличная игрушка. Мягкая, шелковистая.
Для него – китайская хрень, а вот ребенок, кажется, видит в ней сокровище. И прижимает к груди, как самую ценную вещь на свете.
– Спасибо, – говорит Сергей продавщице.
Та облегченно выдыхает и прячет купюру в сумку.
Мужчина садится на корточки, чтобы оказаться на уровне девочки, и строго говорит:
– А теперь запомни и маме скажи: никогда нельзя ходить с незнакомыми дядями! Купит тебе дядя игрушку, уведет, и будет беда, поняла?
Она шмыгает носом. Ну вот, перестарался. Нет, таланта воспитывать детей у него точно нет.
Тут он вдруг слышит:
– Эля! Элина!
Голос ему знаком.
– Что вы делаете?! – Кисточка подлетает такая разъяренная, что, кажется, готова его ударить.
Лучше бы ей этого не делать.
– Эля, я сколько раз тебе говорила не отходить от меня! Ты почему убегаешь? Я тебя накажу! И мороженого тебе сегодня не куплю.
Уткнувшись в кролика, девочка начинает рыдать.
– Это что такое? Кто тебе дал?
– Успокойся, – говорит Сергей. – Это я ей купил.
– Кто вам дал право говорить с моим ребенком?! Забирайте игрушку! Не впутывайте ее!
А вот это он ненавидит. Бабских истерик не терпел и не планирует.
– Я сказал: успокойся. Она играла на дороге, я сломал ее игрушку и купил замену. Будешь орать, тебя же в ментовку и увезут за то, что ребенка оставила.
Ее глаза сверкают яростью. Так вот за кого ты готова убивать, Кисточка. Не за себя. Не за честь и не за гордость, а за ребенка, оставшегося на попечении. Ради него пойдешь против того, кого боишься.
– Элина, больше никогда так не делай, поняла меня?
И вот уже обнимает ее, а у самой глаза на мокром месте. Сорвалась, испугалась, теперь и себя жалко, и обиженного ребенка.
– Что дяде сказать надо?
– Спасибо, – вздыхает девочка.
Элина, значит. Эля.
– Больше так не делайте. Не покупайте ей ничего. И не говорите с ней. Она просто ребенок и не должна ничего видеть.
– Я сам решу, что мне делать. Про опеку я не шутил, если что.
– Подонок.
– Зато с баблом. Заказ забрать можно, Евгения Михайловна?
Они возвращаются к ее столу, и Сергей получает на руки свой рисунок. Медлит, нарочито неспешно развязывает ленту.
Черт. Это сильнее его. Сдерживать возбуждение просто нереально. Она не рисует, она дразнит. И каждый раз бунтует. Не может протестовать открыто, не хватает сил и характера, но каждый раз привносит в рисунок что-то, что так и кричит: