Письма с фронта. 1914–1917. А. Е. Снесарев
и оживления. Батюшка очень доволен пеленами и благодарит за изящную и сердечную работу. Не над ней ли ты сидела месяц? Андрей.
Дорогая Женюрка!
Сегодня я получил почту и много писем – от Авчинникова, Артюкова (и он меня вспомнил), от Романа Карловича и т. п., но от тебя ни строчки… Не знаю, такая ли линия или у тебя нет времени. Мы стоим на том же месте шестой день. Все время говорим о жеребенке, который, по-видимому, сама прелесть. Как мы его назовем? 1 апреля выслал тебе 400 рублей, о получении упомяни. Получил письмо от Сидоренки; его, кажется, приняли очень хорошо и хотят сделать его каптенармусом штаба дивизии; тон письма бодрый, хотя обо мне, видимо, скучает. Осипа пока еще подержу. Сидоренко обещает мне написать еще в скорости.
Крепко вас обнимаю, целую и благословляю.
Дорогая моя женушка!
Остаемся все на том же месте. Противник с утра до вечера увеселяет нас артиллерийским огнем. Погода второй день прекрасная, снег держится только на вершинах, начинает кое-где подсыхать.
С Кара-Георгием и Осипом только и разговоры, что про жеребенка: мышиный, длинноногий, прыгал с момента рождения, чем очень волновал мать… К[ара]-Георгий не утерпел и вчера съездил посмотреть на гениальное создание… и тоже в восторге. Нового он ничего мне не сказал, но дорисовал лишь детали уютной и милой конюшенной картины. Заметь где-либо, что родился молодец в час ночи с первого на второе апреля. Я рад, что он хоть одним часом выскочил из первого апреля, иначе получился бы из него какой-нибудь обманщик. Теперь надо придумать ему какое-либо название, и ты об этом обстоятельно посоветуйся с мальчиками и Ейкой… что-либо, намекающее на походы, вроде Боевой, Отчаянный и т. п.
Дня два тому назад приказал переслать тебе 400 руб[лей]; пиши о получении. А также не забудь уведомить, получены ли деньги за пересланные бинокли; хозяйственная часть получила этот наряд две недели тому назад. Это мне интересно и для проверки своевременности исполнения моих приказов… контролировать из-за непрерывных боев хозяйственные операции трудно.
Живя в той деревне, которую неделю тому назад занимали австрийцы, делаешь очень интересные наблюдения: видишь воочию, где они ставили артиллерию, как они кормились, как лечили тех раненых, которые выведены были из строя нашими пулями и т. п. Картины их быта рисуются очень жестокими; было, конечно, и не без положительных сторон: жителям они давали отбросы от мяса, заботились о санитарии деревень, но… это и все. Но в общем враг наш сух, жесток и распутен. На балконе, где я часто теперь гуляю, стоят пять больших бочонков (ведер 20 каждый), когда-то наполненных вином и ромом, а теперь пустых: это остатки офицерского ежедневного пиршества. Но мне говорят, что это далеко не все, много их разбросано, много увезено. И курьезно, мадьяры бросили массой свое снаряжение, оставили три орудия, провиант, но хмельное или постарались увезть, или выпустили содержимое бочек в землю.
Жизнь их офицеров поражает пустотой,