Обретая любовь. Элоиза Джеймс
ты никого не заставлял шагать за борт по доске?
Гриффин помотал головой.
– Никогда. Даже на самом первом корабле, после того как меня похитили, я…
– Тебя похитили? – Его слова наконец-то вывели Фиби из этого надменного спокойствия. – То есть силой доставили на корабль?
– А ты решила, что я по доброй воле покинул Англию?
Похоже, именно так она и думала. Гриффин и не предполагал, что ее фарфоровая кожа способна стать еще бледнее, но это оказалось возможным. Ее глаза выражали жалость. Неужели к нему?
– Мне было семнадцать, – продолжил Гриффин. – Невысокий, как ты упомянула, и не очень-то сдержанный. Я напился тогда до беспамятства, первый раз в жизни, и стал легкой добычей для вербовщиков. И в ту же ночь, еще до рассвета, корабль, на который я попал, взял курс на Вест-Индию.
– Напился до беспамятства?.. То есть сразу после того как убежал?
Черт… Даже столько лет спустя он по-прежнему испытывал неловкость.
– После моего фиаско в нашу первую брачную ночь я отправился в ближайший паб, – сухо проговорил Гриффин. – Где накачался под самую завязку. А очнувшись, обнаружил себя уже в море.
– Мы здесь этого даже не знали, – прошептала Фиби. – Я думала, ты меня просто бросил.
Интонация ее голоса была вроде как извиняющейся, и Гриффину хотелось принять это извинение, однако он уже давно решил во всем придерживаться правды, какой бы горькой та ни была.
– Возможно, я действительно сбежал бы, то есть самостоятельно, если бы мог обдумать такой вариант. Но я был слишком пьян для связного размышления.
– Нам даже в голову не приходило, что тебя могли похитить, иначе мы непременно предприняли бы меры. Мой отец… мы все подумали, что ты просто устыдился брака с представительницей более низкого сословия.
– Твой отец еще жив?
Она покачала головой.
– Его не стало семь лет назад.
Все ясно – дождалась смерти отца и уже тогда обзавелась любовником. Подобное обстоятельство вызывало еще бо́льшую досаду. Гриффину следовало бы вернуться пораньше.
– И где же остальные дети? – поинтересовался он, буквально выдавливая из себя слова.
– Ты сердишься? – спросила Фиби, игнорируя его вопрос. – Многие мужчины пришли бы в ярость… Если б, вернувшись после долгой отлучки, обнаружили тройное прибавление в семействе.
– Я не в праве предъявлять претензии, – произнес он сдавленным голосом.
– А у тебя есть дети?
– Нет! – практически рявкнул Гриффин, неожиданно для самого себя.
Но она даже не вздрогнула. Вместо этого ее глаза наполнились сочувствием, и, подавшись вперед, она накрыла его ладонь своей.
– Хочу сказать, что твой недуг не является чем-то исключительным, – мягко произнесла Фиби. – Наверное, ты и сам в этом убедился во время своих странствий по миру.
Подобная манера речи, вероятно, характерна для нее, подумал Гриффин. Она была и доброжелательной, и сдержанной, обладая при этом восхитительным чувством собственного