Непокорные. Эмилия Харт
похожа на свою маму? – спрашивала Вайолет, сколько себя помнила. Фотографий матери не было. Все, что от нее осталось у Вайолет, – старое ожерелье с овальным кулоном. На кулоне была выгравирована буква «В», и она спрашивала всех, кто мог быть в курсе, возможно ли, что маму тоже звали Вайолет? Или, может, Виктория или Вильгельмина? («Может быть, ее звали Вирджиния?» – спросила она однажды Отца, увидев это имя в газете, которую он читал. Он отправил недоумевающую Вайолет в спальню, оставив без ужина.)
Няня Меткалф тоже ничем не смогла ей помочь.
– Я почти и не помню твою маму, – говорила она. – Я сюда приехала совсем незадолго до ее смерти.
– Они познакомились на Празднике мая в 1925 году, – миссис Киркби с важным видом кивала головой. – Твоя мать была Королевой мая, такая она была красивая. Они влюбились друг в друга. Но больше не спрашивай об этом отца, а то получишь приличную взбучку.
Эти крохи информации едва ли могли удовлетворить Вайолет. Как и любому ребенку, ей хотелось знать намного больше – где поженились ее родители? Была ли у ее матери фата или венок невесты (она представляла белые звездочки боярышника, так подходящие к нежному кружевному платью)? И смахнул ли Отец слезу, когда обещал быть вместе, пока смерть не разлучит их?
В отсутствии реальных фактов, Вайолет цеплялась за этот образ, пока не убедила себя, что все именно так и было. Да, Отец отчаянно любил ее маму, и смерть разлучила их (у Вайолет брезжила мысль, что ее мама умерла, рожая Грэма). Вот почему ему было невыносимо говорить об этом.
Но время от времени этот образ в ее голове размывался – будто поверхность пруда подергивалась рябью.
Как-то вечером – тогда ей было двенадцать – она залезла в кладовую, чтобы поживиться хлебом с вареньем, и тут на кухню зашли няня Меткалф и миссис Киркби, а с ними недавно принятая на работу мисс Пул.
Вайолет услышала, как стулья проскребли по полу, как громко скрипнул древний кухонный стол, когда они уселись за него, затем последовали хлопок и звяканье – это миссис Киркби открыла бутылку хереса и разлила вино по стаканам. Вайолет застыла с недожеванным куском хлеба во рту.
– Ну и как тебе тут, дорогая? – спросила няня Меткалф у мисс Пул.
– Ну… Господь свидетель, я прилагаю все усилия, но с этим дитем до того трудно, – ответила мисс Пул. – Я полдня гоняюсь за ней по парку, ее одежда вся в пятнах от травы. И она… она…
Тут мисс Пул тихонько, но глубоко вздохнула:
– Она разговаривает с животными! Даже с насекомыми!
Повисла пауза.
– Наверное, вы думаете, что я несу чепуху, – сказала мисс Пул.
– Нет-нет, дорогая, – сказала миссис Киркби. – Мы и сами могли бы сказать тебе, что этот ребенок отличается от других. Она у нас… как ты говоришь, Рут?
– Со странностями, – сказала няня Меткалф.
– И это неудивительно, – продолжила миссис Киркби, – учитывая, какая у нее мать.
– Мать? – спросила мисс Пул. –