Эрион. На краю мира. Надежда Чубарова
сюда из другого мира. Но сейчас она состарилась настолько, что разница в возрасте стала незаметной. Она сравнялась с вещами по возрасту. Теперь они стали словно единым целым. Ссутуленная спина так удобно устраивалась в спикну кресла, будто они были созданы друг для друга. Нет, не изначально, это проявилось со временем. Сухой, потемневшей рукой с искривленными пальцами Изгиль монотонно гладила подлокотник, прикрытый обрывками замусоленной, ветхой ткани давно неопределяемого цвета, и, шамкая беззубым ртом, бубнила что-то невнятное. Слов было не разобрать: то ли это была песня, то ли старуха от одиночества решила побеседовать сама с собой. Пожалуй, если прислушаться, это, все же, больше походило на песню, слова которой тут же уносил ветер.
Никто не знал, сколько ей лет. Да она и сама давно перестала считать свои годы. Пожалуй, с тех пор, как умер ее младший сын. По иронии судьбы или по воле каких-то могущественных сил ей суждено было пережить и всех своих детей, которые, в основном, умирали в младенчестве, и почти всех внуков. Остался лишь младший внук Тиарий и его три дочери – не слишком большое наследие от девятерых-то детей Изгиль.
Тонкая, совершенно белая прядь волос выбилась из-под платка и затрепетала на ветру. Не прекращая свою непонятную песню, Изгиль привычным движением заправила волосы обратно под платок. От некогда шикарной, тяжелой русой косы, которой завидовали подруги, осталась скудная белая веревочка, больше похожая на крысиный хвост, но Изгиль по привычке каждое утро заплетала косу и скручивала ее в пучок.
Время словно хотело испытать на прочность тощее тело Изгиль и нещадно давило на него невидимой тяжестью, стараясь сгорбить, согнуть. Вон и бед сколько на ее долю вывалило – наверняка, тоже, чтоб сломить. А она изо всех сил противилась. Могла себе позволить охнуть или склониться от невидимой тяжкой ноши, но только лишь, когда никто другой этого не видел. Да и вообще, редко кто видел ее вот такой задумчивой, тихой. Так редко, что, увидев, испугался бы и запереживал: а не случилось ли чего с бабушкой Изгиль? Да, время не щадит никого, будь то красавица или последняя страхолюдина, мужчина или женщина. Да вот хоть взять это кресло или хижину! Трудно поверить, что когда-то все это было новым. Вот только разум старухи до сих пор оставался чистым и светлым. Старость, терзавшая ее тело, так и не посмела коснуться ума.
Давно уже она сама не могла добывать себе шуструю пищу. Теперь самым ее излюбленным занятием было сидеть вот так под навесом и смотреть на унылый пейзаж. Свалявшиеся кучи древнего мусора создали свой собственный ландшафт – мрачный и серый. Но стоило только выглянуть солнцу, и вдруг то тут, то там посреди этой серости вспыхивали яркие звезды. Они переливались разными цветами, сверкали лучами, невозможно было поверить, что здесь обошлось без волшебства. Только не надо подходить ближе, чтоб не разочаровываться, потому что вблизи это оказывались всего лишь осколки битого стекла, попавшие сюда вместе с остальным хламом.
Изгиль еще издалека заприметила правнучек, направляющихся в ее сторону, и тут же преобразилась: выпрямилась,