Тихий омут. Павел Беляев
противник. Тот, что держал в руках цепь, криво усмехнулся и повернулся к Анею спиной. Его мутноватая полупрозрачная фигура медленно удалялась, словно дух возвращался домой с прогулки.
Остальные двое быстренько сгребли за пазуху пыточные снасти и скрылись в стенах. Звуки труб постепенно стихли, уступая место девичьим завываниям и стонам Дзюце.
Аней медленно повернулся к друзьям. Он знал, что нужно что-то сказать, постараться успокоить, но ничего путного придумать не мог. В голове образовалась какая-то мучительная пустота, в которой эхом отзывались остатки боевой молитвы.
– Как ты это сделал? – срывающимся голосом произнёс Прохорий. Он тоже плакал. Плакал и держался за живот.
«Хороший вопрос,» — подумал Аней.
– Да какая уже разница? – хмуро произнёс будущий жрец.
Все разом обратились к незнакомцу. Девушка на его плече прятала лицо в складках растянутой сутаны. Она стеснялась даже взглянуть на ребят, заставших её за греховным занятием. Да и после всего произошедшего ей вообще никого не хотелось видеть.
– Чего уставились? Разве не понятно? Это была наша последняя ночь в Храмовых скалах, и уже завтра всех отчислят. Не смотрите на меня так! – повысил он голос. – Вы прекрасно знаете, как поступают с теми, кто нарушает устав. Особенно с теми, кто ходит в старую часовню под сводами Урюм-горы. Рытникне рытник, жрец-не жрец, какая разница? Скоро мы все вернёмся в родные пенаты и заживём, как раньше. Только вернёмся не с венцом грамоты и в лучах храмовой благодати, а заклеймённые позором. И кое-кто никогда больше не встретится, – губы старшекругника предательски скривились, но он сдержался, лишь крепче обняв монашку. – А тебе и вон ему, – незнакомец указал взглядом на Прохория и Дзюце, – молиться надо, чтобы покинули семинарию живыми.
– Со мной всё в порядке, – упрямо заявил пилиг.
– Оно и видно. А с ним?
– Мы никому не скажем, что произошло здесь! – забиякой крикнул Аней. Он сам не верил в это, но возразить негодяю было просто необходимо.
– А как ты объяснишь его отбитые потроха? – кивок в сторону Прохория. – А то, что у него изо рта кровь фонтаном брызжет? – кивок на шонь-рюньца. – Скажете подрались? Во-первых, всё едино за драку выгонят; а во-вторых, никто не поверит, что два молокососа друг друга так отделали.
– Вы тут все, о чем вообще? – в ужасе завопила Лива. Она вернулась к своему прежнему занятию и, положив голову Дзюце к себе на колени, стирала с его лица кровь. Весь подол девицы был замаран тёмными пятнами. – Какое отчисление? Какие драки? Его скорей в лазарет надо! Какая разница, отчислят нас или нет? Аней, твой друг умирает! И ты, Проша! Ещё не известно, что приключилось с тобой! А-ну, помогите! Помогите же!
Аней понуро схватил Дзюце подмышки и попытался сдвинуть с места, но сил не хватило. Ему попытался пособить Прохорий, но он сам едва держался на ногах и только застонал.
Недоученный жрец вздохнул. Он поднялся и нежно, извиняясь, погладил монашку по спине.
– Отвяжись! –