Тихий омут. Павел Беляев
прежде чем, скажем, явить откровения. Кто знает, а вдруг именно тебе будет ниспослано проведение, благодаря которому ты сложишь истинное имя дедера?
– Не хочу я ничего складывать, – всхлипнула девочка, – я хочу к маме! Родители Анея хорошие люди, но… но… они никогда не заменят для меня маму, папу… А Ждана? Она ведь ещё совсем маленькая была. Знаете, на все руки мастерица, а готовить не любила. Вот лучше сто раз в хлеву приберётся, но за щи никогда не примется… За что бог так с ними? А со мной?
– Может быть, это и не он… Знаешь, ведь дедеру становится очень плохо, когда кому-то хорошо. А Господь… Возможно, он не успел ему вовремя помешать.
– Начерта тогда нужен такой господь, который не способен вовремя помешать?
Пастор быстро подбежал к алтарю и перекрестился накосую.
– Господи, прости душу грешную, в сердцах ведь сказала, не по злобе душевной… Огради и защити, – потом он вернулся к девочке и взял маленькие тонкие ручки в свои. Они казались ледяными, но в то же время по ладоням ручьями катился пот. – Ия, пожалуйста, не богохульствуй. Иногда всё, что требуется от человека – это проявить смирение. Смирись, не желай никому зла. Воздастся, всякому воздастся по заслугам, но мы не можем сами вершить суд, поскольку не всеведающи, – священник вздохнул и перекрестил дитя. – Господи, спаси и помилуй. Ступай к Плестам, неровен час хватятся ещё. Нехорошо получится.
Девочка кивнула. Не поднимая взгляда, она вышла из-за стола и накинула на голову белую тонкую шаль без каких-то узоров или рюшек. Ловкие пальцы продели деревянные пуговицы в тугие петли, натянули варежки.
– До свидания, пастор.
– До свидания Ия. Молись почаще…
Девочка покинула тёплую избу. Широкая косая дверь громко хлопнула за спиной. Осторожно ступая по скользкому крыльцу, Ия спустилась и едва не угодила в сугроб. Маленькая брехливая собачонка серой молнией мелькнула из будки и с визгливым лаем помчалась к девчонке. Длинна цепи не позволяла дотянуться, и собака опрокинулась на спину. Даже несмотря на то, что чуть не задавилась, она тут же вскочила и снова попыталась броситься.
Ия отшатнулась. Столкнулась с толстой маленькой бабой. От неё невыносимо воняло луком и лошадиным потом. Маленькие острые глазки на круглом покрасневшем лице гневно сузились. Раздувая ноздри, баба схватила девчонку за руку и хорошенько встряхнула.
– Ты чего тут шляешься, шалаболка, а? Ходят тут всё ходят, к паскуднику этому! Дал денег? А-ну, признавайся!
Ия затравленным зверьком смотрела на женщину. Чем она заслужила такое обращение? Почему эта женщина говорит с ней, как… как… прости, Господи!
– А, да я тебя знаю, – свирепо заключила женщина, – ты – сиротка. Это твоих сожгли полтора месяца назад? Что, утешения приходила испросить?
– Я приходила покаяться…
– И как? Утешил? – баба будто не слышала ее. – Господи! Куда ты смотришь, одни шалаболки кругом!
Такое обращение окончательно доконало Ию. Она с неожиданной силой вырвалась и со слезами