Анатомия сердца. Ксения Васильевна Шишина
думает, думает, пока, судя по изменившемуся взгляду, ставшему совершенно серьёзным и чуточку настороженным, не делает единственно правильный вывод.
– С каких пор? – лишь спрашивает она, привалившись спиной к стене, но глядя по-прежнему на меня. Я вздыхаю прежде, чем нахожу в себе смелость и ресурсы дать ответы на многие вопросы, а не только на тот, что был задан.
– Ещё до университета. Летом после школы. Я взяла год на раздумия, чем хочу заниматься, и путешествовала в течение пары месяцев до того, как вернулась в родной штат и нашла работу. И спустя этот год оказалась здесь. То, насколько страстно он отзывался о медицине… это заворожило меня раз и навсегда.
– Ты ни о чём из этого мне не рассказывала, – немного огорчённо отвечает Хейзел, – совсем ни о чём.
– Это нечто, о чём хочется забыть и в то же время поставить на повтор, чтобы наслаждаться моментом снова и снова, – нервно водя указательным пальцем по стене, признаюсь я.
Тут Хейзел словно подбирается, становится чуть выше, и по моей спине проходит не то озноб, как иногда при температуре, не то просто дрожь. Себастиан Скотт проходит мимо нас в направлении лестницы почти в конце коридора со взглядом, явно намеренно прикованным к полу, чтобы не видеть меня. Я смотрю на широкую, обтянутую рубашкой спину, пока мужчина остаётся в зоне видимости, и готова биться головой о стену. Сомнений нет, подобно тому, как я отдала бы многое, чтобы повторить хотя бы одну ночь или день, Себастиан Скотт сделал бы то же самое, чтобы больше никогда меня не видеть. Или хотя бы не видеть в качестве своей студентки.
– Надеюсь, однажды ты всё-таки расскажешь мне хоть что-то.
– Хейзел.
– Итак, давай подытожим, – не обращая внимания, как я словно хочу провалиться сквозь землю и исчезнуть, подруга реально сопоставляет все факты в одном предложении. – Ты говоришь мне, что встретила нашего преподавателя где-то вдали от дома, между вами произошло нечто вроде курортного романа со всеми его составляющими, и таким образом, видя его обнажённым и при этом разговаривая о жизненном призвании, ты впервые задумалась о том, чтобы оказывать помощь людям?
– Не совсем так и уж точно не в тот момент, но в целом да. Наверное, да.
Мне почти стыдно. Мне, которая никогда не краснела и в своё время рассталась с девственностью ещё до Себастиана Скотта, не превращая это в сильно важный якобы для любой девушки момент.
– Даже если бы ты сказала, что мысленно начала готовиться к вступительным экзаменам именно в тот момент, я бы всё равно не поверила. Никто в здравом уме не будет думать об учёбе, когда в той же самой постели находится кто-то настолько сексуальный и сводящий с ума.
– Прошу тебя, тише, Хейзел.
– Не волнуйся. Твой секрет о том, что ты делала и сделала бы с преподавателем анатомии снова, останется при мне. Я унесу эту тайну с собой в могилу, – заверяет меня Хейзел, но я лишь окончательно раздражаюсь, что сопровождается неконтролируемым повышением голоса:
– Да