.
глазами возникло и исчезло прелестное вероломное лицо, но это было очень давно, десять лет назад, и он заставил себя забыть имя обманщицы. Аса с циничной усмешкой посмотрел Эве прямо в глаза и ответил вопросом на вопрос:
– А кто нет?
– Я, например, – ответила она просто, задумчиво глядя на него.
– Разве? – прошептал он злобно. Нет, он мог вытерпеть вежливую ложь, но почему-то не желал слышать обман от нее. – Я бы не сидел в этой комнате с вами, если бы вы не взяли под свой контроль расход денег вашего брата.
Она не отступила.
– Да, я контролирую финансы, но ведь не вас. И, думаю, мистер Харт, в любом случае: будь у вас все деньги мира или сиди вы без единого пенни в грязи – вы все равно не привлекли бы мое внимание.
Аса не сразу осознал сказанное, но когда до него дошел смысл ее слов, откинулся на спинку дивана и от души расхохотался. Да, это она, гарпия, которую он едва начал узнавать. Прошло несколько секунд, прежде чем он сумел взять себя в руки, и когда ему это удалось, вытер слезы и сказал:
– Будь я проклят, мисс Динвуди, но мне куда больше нравится ваш острый язычок, чем бесконечные потоки сладкой лжи, что льются из прелестных уст.
Он подумал, что она может оскорбиться на его прямоту, но, подняв глаза, увидел на ее лице довольную улыбку, которая, впрочем, быстро исчезла.
– Может, вы примете наконец нужную мне позу?
– С удовольствием, – сообщил он почти искренне и опустил подбородок, как было велено.
В такой позе он мог смотреть на нее только исподлобья, но и это не мешало видеть, с какой увлеченностью она работает. Она бросала взгляд то на его лоб, то на нос, то на губы, а когда их взгляды встречались, в ее глазах горел вызов, ноздри едва заметно раздувались, аккуратные белые зубки кусали нижнюю губу. Эва откровенно изучала его, анализировала, исследовала, и это невероятно возбуждало.
Почувствовав, что в паху стало тесно, он вытянул ноги подальше вперед и негромко спросил:
– Что вы видите, когда так смотрите на меня?
Что она видит?
Эва вздохнула, попыталась отвести взгляд в сторону, но не преуспела.
Мистер Харт развалился на ее изящном диванчике, словно мародер-викинг в разграбленной христианской церкви. Его широкие плечи занимали больше половины дивана, а раскинутые руки доставали от одного конца до другого. Его яркий фиолетовый сюртук был расстегнут и резко контрастировал со спокойным серо-голубым цветом диванных подушек. Одна длинная нога была вытянута, вторая согнута в колене. В такой позе его бедра были обтянуты, пожалуй, больше, чем того требовали приличия, и не надо было обладать особенно острым зрением, чтобы заметить отчетливую выпуклость. Эва почувствовала, что краснеет.
Что она видит? Прежде всего гнев и угрозу насилия: пока еще под контролем, но, по ее мнению, довольно-таки слабым. А еще силу, которая могла не только причинить ей боль, но даже убить ее, если бы он захотел, внутреннюю безжалостность, присутствовавшую в той или иной степени в каждом мужчине.
Она видела в нем воплощение своих